Он знал, что без своей маленькой «мадонны с лилиями» будет не жить, а влачить жалкое существование. Отчаяние с такой силой охватило маркиза, что на мгновение он пожалел, что не погиб под колесами.
— Разве я смогу жить без нее? — в отчаянии снова и снова спрашивал себя маркиз.
Неужели ему так и не удастся убедить герцога в искренности своих чувств?..
С тех пор как маркиз встретил Сириллу, он разительно переменился. Любовь не только заставила его по-новому взглянуть на вещи, но и открыла перед ним чувства доселе неведомые.
Оглядываясь на прожитые годы, маркиз не мог не испытывать стыда.
Каким бесчувственным эгоистом он бывал порой! И главное — сам этого не замечал.
Любовь к Сирилле принесла ему не только огромное счастье, но и страдания, и теперь маркиз был уверен, что как бы ни повернулась его судьба, один урок он усвоил твердо — надо быть снисходительнее к людям и уважать чужие переживания.
— Только смотрите, ваша светлость, не перетруждайте себя, — заботливо произнес Дэвис. — Вы должны поскорей вернуться, чтобы успеть полежать до обеда. Поверьте, нет ничего полезнее для больного, чем возможность лишний разок прикорнуть!
Маркиз с грустью подумал, что, возможно, ему больше не суждено вернуться в эту комнату — скорее всего герцог сейчас же выставит его из замка.
Однако не было никакого смысла посвящать славного Дэвиса в эти невеселые мысли, и, выходя из спальни, маркиз лишь молча стиснул плечо слуги, благодаря за все, что тот для него сделал.
Дэвис понял этот жест. Когда он смотрел вслед удалявшемуся маркизу, его глаза напоминали глаза преданного спаниеля, провожающего взглядом своего хозяина.
Осторожно ступая и держась за перила, маркиз начал спускаться.
Впрочем, идти оказалось легче, чем он предполагал — очевидно, массаж, к которому ежедневно прибегал Дэвис, сделал свое дело.
Сойдя в холл, маркиз обратился к стоящему в холле слуге:
— Скажите, как пройти в оранжерею?
— С удовольствием покажу, милорд.
Молодой слуга горел желанием услужить джентльмену, который вызывал его восхищение благодаря своей спортивной выправке и успехам в конных состязаниях.
Это восхищение неизмеримо возросло, когда до слуги дошел слух о героическом поступке маркиза. История спасения герцога и Сириллы от неминуемой смерти мгновенно обросла в устах местных жителей самыми невероятными и весьма живописными подробностями.
Пожилые фермеры, завсегдатаи «Короны и якоря», осушили не одну кружку эля за здоровье герцога и его дочери.
— Вот это молодец так молодец! — в восторге восклицали они, разумея маркиза. — Если бы не он, и герцог, и его красавица дочка погибли бы, как пить дать…
По длинному коридору, провожаемый слугой, маркиз прошел в оранжерею, расположенную с южной стороны замка.
Ему показалось, что это не совсем подходящее место для серьезного разговора, но потом он вспомнил слова Дэвиса о том, что герцог увлекается разведением редких растений, в том числе орхидей.
Интересно, не здесь ли Сирилла сорвала те чудесные лилии, мелькнуло у него в голове. Как жаль, что он не может поблагодарить девушку за ее своеобразное любовное послание! В минуты самого отчаянного уныния цветы поддерживали его дух…
Лилии, белые, чистые и прекрасные, как она сама; лилии, постоянно присутствовавшие в мечтах маркиза о любимой с тех самых пор, как он впервые увидел ее лицо на картине Лохнера…
«Я влюбился в нее с первого взгляда!» — подумал маркиз.
Любовь, вспыхнувшая так внезапно, росла и росла, пока не захватила его целиком. Она заполнила собой весь мир маркиза. Он не мог ни о чем думать, кроме как о Сирилле и своей любви к ней.
Вот наконец и оранжерея. Лакей предупредительно распахнул перед ним дверь, и маркиз шагнул внутрь, в теплую и душную атмосферу этого царства цветов и растений.
Высоко под крышей виднелись экзотические орхидеи самых разнообразных оттенков, пришельцы из далеких стран, и азалии, привезенные с Гималаев.
Прямо перед маркизом устремлял ввысь свои сверкающие струи фонтан, искрясь на солнце, лучи которого проникали в оранжерею сквозь длинное овальное окно. Вода, издавая мелодичный звон, падала в изящный каменный бассейн.
Маркиз огляделся в поисках герцога, как вдруг из-за фонтана, словно по волшебству, вышла Сирилла. Казалось, она появилась из самой воды.
Маркиз замер. В первую минуту он не поверил своим глазам, решив, что грезит.
И все же это была она, его любимая, такая же чистая и прекрасная, как присланные ею лилии, на которые еще несколько минут назад смотрел маркиз, покидая свою комнату.
Сирилла медленно направилась к нему. Когда между ними оставалось всего несколько футов, она тихо сказала:
— Ты уже встал! А я и не знала, что ты уже поправился…
— Да, я совсем здоров, — подтвердил маркиз.
Губы их произносили эти ничего не значащие слова, в то время как глаза вели свой безмолвный разговор, смысл которого был совсем другим.
Помолчав, Сирилла сказала дрогнувшим голосом:
— Я так тревожилась за тебя… Доктора уверяли, что все будет в порядке, но я боялась им верить…
— Как видишь, они оказались правы.
— Каким смельчаком ты оказался! Это просто невероятно! — взволнованно продолжала Сирилла. — Я была уверена, что разобьюсь… и больше никогда тебя не увижу…
В голосе девушки звучала такая боль, что маркиз, сам не сознавая, что делает, схватил ее за руку.
Не отнимая руки, Сирилла предложила:
— Сядь! Тебе нужно отдохнуть. Наверняка ты еще недостаточно окреп, чтобы стоять…
Теперь, когда я снова вижу тебя, я готов делать что угодно, не то что стоять! — энергично возразил маркиз.
Однако не стал сопротивляться, когда Сирилла повлекла его за собой и усадила на мраморную скамью, поверх которой лежали мягкие шелковые подушки.
Они сели рядом, не сводя глаз друг с друга, и, жадно вглядываясь в лицо любимой, маркиз в очередной раз подумал, что просто невероятно, как земная женщина может быть столь прекрасной.
Но тут ему бросилось в глаза, как Сирилла похудела, и теперь весь ее облик стал еще более воздушным, чем всегда.
Глаза девушки, и так огромные, ныне занимали пол-лица, и в них светились боль и страдание.
— Уж не болела ли ты, моя дорогая? — участливо спросил маркиз.
Сирилла покачала головой.
— Н-нет… просто очень беспокоилась за тебя…
— Я тоже постоянно думал о тебе, — признался Фейн. — Боялся, что мы больше никогда не увидимся… Но когда ты прислала мне лилии, у меня появилась надежда!
— Я так и думала, что ты поймешь, что я хотела сказать… и догадаешься, что я не могу прийти к тебе или написать…
