Энджел снова оглянулась, чтобы помахать своему отцу как вдруг земля ушла у нее из-под ног. Она вскрикнула и стала размахивать руками, а песок вымывался из-под нее приливом, и даже небо, казалось, наклонилось. Но внезапно рядом возник Адам, и его сильные руки схватили ее за подмышки как раз в тот момент, когда она начала падать; она натолкнулась на него, и в следующий миг их обоих ударило набежавшей волной, и они упали на колени, вымокнув до нитки.
Энджел огляделась, сама не зная чему. Она промокла насквозь; Адам тоже. Ее новая юбка пострадала, новые чулки порвались. Но выражение гнева и изумления на лице Адама показалось ей таким комичным, его руки, державшие ее за талию, были такими теплыми и сильными, а солнце и вода плясали вокруг них — и она засмеялась.
Через мгновение Адам засмеялся вместе с ней и оттолкнул ее от еще одной сбивающей с ног волны. Импульсивно Энджел нагнулась и выкопала наполовину зарытую в песок ракушку.
— Посмотрите! — воскликнула она, протягивая ее Адаму.
Он, улыбаясь, взглянул на ракушку.
— Зачем она вам?
— Я подарю ее папе, — не задумываясь ответила Энджел, вытирая песок с блестящей поверхности. — И тогда с ним все время будет его океан.
— Вы выглядите как маленькая девочка, — улыбнулся он.
Легкая тень промелькнула по ее лицу.
— Мне кажется, я ею никогда не была. Маленькой девочкой, я хотела сказать.
Когда Адам дотронулся до ее подбородка, его пальцы были влажными и прохладными. От его прикосновения она затрепетала.
— Жаль, что я не знал вас тогда, — проговорил он. — Тогда бы у вас все сложилось по-другому.
Энджел взглянула на него. Его глаза приобрели цвет солнца и ртути, но его взгляд был нежнее бархата. Он был без шляпы, и соленый ветер растрепал его светлые волосы.
Она никогда не видела такого доброго и мужественного лица, и внезапно ее посетила удивительная мысль, что в этом чудесном месте она должна была быть только с ним. Она не стала отстраняться, когда его пальцы погладили линию ее подбородка и скользнули на ее шею, ее мышцы нисколько не сопротивлялись, когда это легкое, мягкое, бесконечно нежное движение заставило ее наклониться к нему. Ее дыхание участилось, губы раскрылись, чтобы поймать воздух, и лишь на мгновение она ощутила вкус соли на своих губах, прежде чем почувствовала вкус его губ.
Она не забыла его первый поцелуй. Десятки раз или даже больше, с тех пор как однажды он поцеловал ее, она вновь и вновь мысленно переживала его сладость, и слабость, охватившую ее в тот миг, и наслаждение, размягчающее разум.
Она не забыла ни то томительное желание, которое нарастало внизу ее живота, ни тот жар, который кипел в ее венах, ни то, как вкус его губ пропитывал все ее поры, все ее уязвимые места, не оставляя ничего, кроме его власти. Но теперь, снова заблудившись в его объятиях, она как будто забыла все это. Как будто это было в первый раз, и как будто любое воспоминание, которое у нее когда-либо было, заслонили новизна и чудо его поцелуев.
Ее руки без колебаний обвили его шею, и ее тело прижалось к нему. В ее голове был рев океана и вздохи ветра — и Адам. Он окружал ее, заслонял ее, наполнял ее своим теплом и своей силой. Смешанное с восторгом изумление и головокружительная радость, от которой захватывало дух, переполняли ее, и ей казалось, что это сказка: это чувство, этот день, этот человек.
Когда его губы неохотно отпустили ее губы, оставив тепло дыхания на ее щеке, ее пальцы инстинктивно сжались на его шее, желая продолжения, но затем она заставила себя ослабить объятие. Она открыла глаза, и день, казалось, заблистал еще ярче, чем раньше. Свет солнца отражался от скал и песка и от кончиков ее волос, собирался в его глазах и согревал ее душу своим блеском. Посмотрев в его глаза, она увидела там волшебство, обещание счастья, она увидела мгновение, которое могло бы длиться вечно, и всего этого она жаждала всей душой.
— Энджел… Вы, наверное, не понимаете, что делаете со мной, — хрипло прошептал он.
— Нет, — так же шепотом ответила она, задыхаясь. — Не понимаю.
Кончиками пальцев он обрисовал контур ее губ, еще влажных от его поцелуя. От его прикосновения дрожь любовного томления и наслаждения пронзила все ее существо.
А затем он опустил руку.
— Может быть, — произнес он, — это и к лучшему.
Она могла заставить его поцеловать ее снова — она знала это. Но ее ненасытность немного пугала ее, как будто она боялась, что если она попросит слишком много от сказки, становившейся ее жизнью в эти несколько дней, то она внезапно потеряет все. Поэтому ее руки покори но соскользнули с его шеи, и, вдруг отчего-то смутившись, она взглянула на ракушку, которую все еще сжимала в руке, — Это мой самый счастливый день, — вздохнула она.
Он взял другую ее руку в свою и сплел се пальцы со своими, внимательно наблюдая за тем, как они соединяются вместе.
— Если бы я мог, я бы все дни сделал такими, как этот.
Она подняла на него глаза, и ее сердце запрыгало и затанцевало в груди.
— Вы так много для нас… для меня сделали. Почему? Я никогда ни о чем вас не просила. Почему вы так добры ко мне?
В его глазах промелькнула смешинка, и Энджел от волнения затаила дыхание. А затем его губы тронула едва заметная улыбка, и она знала, что он ответит совсем не то, что хотел сказать на самом деле.
— Я и сам не знаю. — Он взглянул на утес. — Нам пора возвращаться.
Энджел кивнула и пошла надевать туфли.
Она торопливо поднималась по тропинке, подгоняемая восторгом, который заряжал ее энергией при каждом случайном прикосновении Адама к ее спине, руке или плечам, и от этого восторга ей казалось, будто ноги ее едва касаются земли. Когда Энджел была на середине пути, она крикнула:
— Папа! Подожди немного, и я тебе покажу, что я нашла!
Он не ответил, и она ускорила шаг.
Когда Энджел окликнула его еще раз и опять не получила ответа, она постаралась не обращать внимания на тревогу, закравшуюся ей в душу. Но Адам тоже прибавил шагу, держа руку на ее талии, чтобы она поспевала за его широкими шагами. Когда каменистая тропка сменилась низкорослой травой и она увидела своего папу, безвольно сидящего на стуле, где они его оставили, ее уже не нужно было подгонять.
Она побежала к нему, ее легкие разрывались, а сердце превратилось во вспухший узел яростной боли, выдавливающий кровь в вены. Ее лицо стало мокрым от пота, руки холодными, а ноги одеревенели. Казалось, что расстояние между ней и отцом — это черная дыра во Вселенной, и хотя Энджел бежала изо всех сил, это расстояние все никак не уменьшалось.
Она спотыкалась о свои юбки, и только сильная рука Адама удерживала ее от падения. Энджел подняла юбки до колен, чтобы они не мешали бежать. Она попыталась позвать отца еще раз, но смогла только судорожно что-то прохрипеть.
