– Поправку принимаю. Шестеро. Огласи весь список. И дай бумагу и карандаш, я буду записывать.
Изрядно покопавшись в бюро, Туманов нашел листок бумаги и обгрызенный карандаш. По времени поисков видно было, что частые записи – вовсе не привычная вещь для хозяина апартаментов.
– Следователь и княгиня, но она умерла. Дочь княгини – Ксения Мещерская, невеста, ради которой все это и было затеяно. Племянница княгини, ныне графиня К., в то время совсем юная девушка едва ли шестнадцати лет отроду, наперсница и младшая подруга невесты. Константин Ряжский, тогда молодой повеса, друг дома. Баронесса Шталь со своим младшим сыном, подруга княгини Мещерской. Сын баронессы рассматривался в качестве возможного жениха для К. Впоследствии брак не состоялся. Все.
– Как зовут сына?
– Если не ошибаюсь, его зовут Ефим.
– Какое странное имя для аристократа из немцев, тебе не кажется?
– Согласен, но у богатых свои причуды.
– Несомненно. Итак, от кого-то из этих шестерых тянется ниточка к твоим сегодняшним неприятностям.
– Ты думаешь? Но ведь они могли кому-то рассказать… Прошло столько лет…
– Если эти снобы когда-то давали слово никому не говорить, то это, разумеется, не значит, что они действительно не скажут. Но! – Иосиф поднял вверх кривой палец. – Но они непременно запомнят, кому именно рассказывали. К тому же, учти: наш загадочный злодей 1) знает о теперешней судьбе Саджун, несмотря на перемену имени. 2) каким-то образом вычислил твою причастность к делу и опознал в миллионщике Туманове кухонного дурачка Мещерских. Исходя из этого, я думаю, что мы имеем дело со свидетелем первого звена, то есть с одним из шестерых участников вышеприведенного списка.
Здесь сразу же возникают два вопроса, на которые у тебя, как я понимаю, ответа нет.
1) Почему все это началось лишь спустя шестнадцать лет после кражи сапфира? Что послужило спусковым механизмом для начала событий?
2) Что, собственно, нужно тому, кто все это проделывает? Украденный сапфир – в Бирме и недосягаем ни для кого из участников. Так какова же цель?
– Ловко ты все разложил, – сказал Туманов, с уважением глядя на исписанный Нелетягой листок. – Ответов у меня нет, это ты правильно сказал, но предположения – есть. На первое – может быть, он денег хочет? Я теперь богат, а он узнал и… Второе – он же может и не знать, где сапфир, и думать, что он все еще у меня. Камень заметный, легко узнать, что на аукционах он за эти 16 лет не всплывал…
– И то, и другое принимается. Но это лишь гипотезы, сам понимаешь, доказательств у нас никаких. Самое для нас главное, это узнать – кто из шестерых. Именно это и станет печкой, от которой мы станем плясать. После ты мне подробно расскажешь все, что знаешь об этих людях, и о своих с ними пересечениях. Ну и я, конечно, свои сведения соберу… Это все у нас будет анализ. А потом настанет время и для синтеза. И еще… Тут такой деликатный вопрос… – Иосиф подмигнул Туманову и потер пальцы друг об друга.
– Денег я тебе сейчас дам, – сухо сказал Туманов. – Сколько тебе надо?
– Ну… – Иосиф кокетливо улыбнулся. – Деньги – субстанция тонкая, почти эфирная, так сказать, мистически овеществленный труд, если по трудам господ экономистов судить…
– Сколько?! – рявкнул Туманов.
Нелетяга быстро показал четыре растопыренных пальца, а Туманов достал из-за пазухи кошель и протянул ему четыре ассигнации, каждая достоинством в десять рублей. Иосиф довольно улыбнулся, подобрал исписанный листок и собрался уходить.
– Скажи, Иосиф, – неожиданно обратился к приятелю Туманов. – Тебе мои апартаменты – как? Хорошо ли сделаны?
– Я думал, тебе так нравится…
– Я понять хочу.
– Отвратительно, коли ты спрашиваешь, – поморщился Иосиф.
– Отчего?
– Да сам не знаю. Бестолково. Как в кладовке навалено все… И что это за сочетание для дома – коричневое, багровое и золото… В этом же жить невозможно, сбеситься зараз можно.
– Вот я и бешусь, – Туманов почесал подживающие на лице шрамы, ковырнул пальцем в расплющенном носу.
– Михаил, сколько раз тебе говорить, – наставительно заметил Иосиф. – Ковырять пальцем в носу неприлично.
– Так я ж дома, а ты – свой, не обчество какое-нибудь, – пожал плечами Туманов.
– Вообще неприлично, – уточнил Иосиф.
– А как же тогда козявки доставать? – серьезно спросил Туманов.
Нелетяга картинно всплеснул руками.
Глава 7
В которой читатель знакомится с Дуней Водовозовой, а купленный на ужин сиг после удивительных и ужасных приключений возвращается в родную стихию
Объятый пламенем корабль заката медленно, бесшумно и величественно вплывал в город. Жители, впрочем, не замечали его, продолжая заниматься своими делами и делишками, торопясь закончить их до наступления окончательной темноты или, напротив, готовясь к достойному, на их взгляд, проведению вечерне-ночной части суток.
Софи Домогатская и Евдокия Водовозова без всякой особенной цели прогуливались по набережным Петровской стороны, беседовали и наблюдали готовящуюся к недалекой зиме речную жизнь. Владельцы пароходов, пристаней, барж, дебаркадеров выбирали для зимовки места, где было медленное течение и предпочитали близость мастерских и заводов для осуществления ремонта. Суда заводились в устье реки Охты, толпились у левого берега Малой Невы между Биржевым и Тучковым мостами, их угловатые, темные абрисы виднелись у Канонерского острова, у красных корпусов Семянниковского завода. Деревянные баржи, которые требовали лишь плотничьего ремонта и осмолки, в близости заводов не нуждались и приставали в любом месте. Впрочем, большинство их строилось «на одну воду» и после последней разгрузки они разбирались на «барочный» лес. Этот лес считался очень низкого качества, так как был сырой и весь в дырах от деревянных нагелей. Он задешево продавался на месте на временные постройки, дешевые дома на окраинах и частично на дрова. Дуня уже подсчитала потребность в топливе на нынешнюю зиму и деньги, которые они с матерью могут на это выделить. Нынче Софи и Дуня в нескольких местах приценились и остались довольными совпадением своих возможностей и стоимости «барочного» леса. Веселые, туго подпоясанные продавцы с русыми чубами призывали девушек осуществить покупку немедленно и именно у них, скалили белые зубы, отпускали двусмысленные комплименты, бросали оземь картузы и обещали скидку на доставку. Дуня краснела и смущалась, а Софи беззлобно отшучивалась.
После, по настоянию Дуни, зашли на баржу с живорыбными садками и купили к ужину небольшого сига. Софи прогулка со снулым сигом казалась не слишком уместной, но Дуня уверила подругу, что медленно шевелящая хвостом рыбина ей совершенно не помешает, а экономия, если покупать именно в этом садке, получается существенная – не менее четырех копеек. «Ты самая умная, Сонечка, но я просто лучше считаю, поверь!» – сказала Дуня и Софи, пожав плечами, не стала более возражать. Экономические вопросы не давались ей, и дело, как она подозревала, было вовсе не в отсутствии склонности к арифметике. Разночинка Дуня, выросшая в благородной бедности, временами переходящей в откровенную нищету, буквально носом чувствовала малейшую возможность выгоды и экономии и, чтобы ее не упустить, начисто забывала о своей робости и стеснительности. Софи же до 16 лет жила в атмосфере богатства и роскоши и просто не имела в своем небедном словаре самого слова «экономить». Несмотря на произошедшие с тех пор события, прежние привычки так и не удавалось победить до конца. Впрочем, по счастью для себя, Софи была урожденно непритязательна в быту, и, когда не было денег (она никак не могла научиться рассчитывать свой бюджет), легко обходилась чаем без сахара и хлебом с вареньем. Разнообразное варенье в избытке и совершенно бесплатно поставляли ей родные из Гостиц, а также, в качестве подарка от маменьки, привозил во время нечастых визитов Петр Николаевич. Бывало, что ученики из богатых крестьянских или однодворских семей приносили учительнице натуральные подношения, завернутые в чистые тряпицы. Называлось это почему-то «благодарствуйте». «Софья Павловна, я вам тут «благодарствуйте» принес. Извольте не побрезговать,» – краснея, говорил недоросль, оставляя сверток на низком столике у печки, предназначенном для размещения учебных пособий. Никакой для себя обиды в «благодарствуйтях» Софи не видела и вечером охотно поедала свежие яйца, мед и пироги. Справные крестьяне умели считать не хуже Дуни Водовозовой, и прекрасно понимали, каково молодой девушке жить и содержать прислугу Олю на 20 рублей в месяц. Впрочем, Софи всегда честно предупреждала родителей и учеников, что на успеваемость недорослей количество принесенных ими «благодарствуйтей» не влияет никаким образом. Родители и ученики кланялись и соглашались.
