– Ага. Слона бы съела, – призналась она и, усмехнувшись, добавила: – Но сомневаюсь, что меня накормят из одной лишь жалости к моему бледному виду. Я не захватила с собой даже расчески, не говоря уж о деньгах или смене одежды. Несясь сюда, я даже не вспомнила о кошельке, мы по-быстрому загрузили тебя и тут же взлетели.
– Позвони Льюису и скажи, что тебе нужно. К вечеру он все привезет, – приказал Рул.
– Мне неудобно просить его…
– Очень даже удобно. Это ведь твое ранчо, верно? – раздраженно заявил он. – Ладно, я сам ему позвоню. А ты пока достань из верхнего ящика тумбочки мой бумажник и сходи поешь.
Но Кэт медлила. И только после того, как лицо Рула покрыла восковая бледность от резкой попытки приподняться, выпалила:
– Хорошо, хорошо!
Уложив Рула обратно на подушки, она выдвинула ящик и достала бумажник. Потом постояла немного, глядя на него с сожалением. Ей очень не хотелось тратить деньги Рула, но почему это ее так беспокоит, она не смогла бы ответить.
– Давай, иди уже, – подтолкнул Рул, и подгоняемая голодом Кэтрин так и сделала.
Сидя в кафетерии и подкрепляясь картофельным супом, медленно пережевывая сухие крекеры, она, поддавшись искушению, раскрыла бумажник. Зачем-то виновато оглянувшись по сторонам, первым делом внимательно изучила лежащие там фотографии. На первой, очевидно, была мать Рула, которую Кэтрин совсем не знала, потому что та умерла очень рано. Слабое сходство в форме бровей и очертаниях губ – вот и все, что указывало на их кровное родство. На втором снимке стоял отец Рула, высокий и жилистый, с худеньким десятилетним мальчиком, напряженно застывшим рядом и хмуро смотревшим в камеру. Кэтрин слабо улыбнулась, узнав это неоднократно виденное ею угрюмое выражение на лице уже зрелого мужчины.
Когда же она перевернула прозрачную пластиковую вкладку-карман, ее рот непроизвольно приоткрылся. Кэт, конечно, втайне надеялась обнаружить тут и свой снимок, но представшее ее взору оказалось несколько не тем, что она ожидала увидеть. Кэтрин полагала, что у Рула могла остаться фотография, сделанная, когда она училась в старших классах средней школы или даже позже – в колледже, – но на карточке, которую хранил Рул, ее запечатлели еще первоклашкой. В то время Кэт была самой маленькой среди остальных учеников и даже еще не обзавелась полным набором коренных зубов, а потому мрачно глядела в объектив огромными темными глазенками, отчаянно впившись в нижнюю губу теми немногими зубами, что уже выросли. Откуда у него этот снимок? Ведь, когда Рул приехал на ранчо, ей уже исполнилось двенадцать или тринадцать. Точнее вспомнить не удавалось. Рул мог заполучить эту карточку, лишь полистав их семейный альбом.
Была там и еще одна фотография… Уорда Донахью. Кэтрин пару минут смотрела на лицо отца затуманенными от слез глазами, а затем продолжила свои изыскания. Помимо снимков, в бумажнике Рула хранились немногочисленные документы: водительские права, летная лицензия и медицинская страховка. Кроме этого и сорока трех долларов, там больше ничего не обнаружилось.
Слезы грозили пролиться. Четыре фотографии и три идентификационные карточки – вот и все личные бумаги Рула. Ни в одном отделении его бумажника не оказалось ни клочка бумаги, ничего, что хоть немного могло рассказать о столь наглухо закрытом человеке. Кэт вдруг поняла, что за всю свою жизнь Рул Джексон говорил «Ты мне нужна» лишь ей одной, а она едва не отвернулась от него.
Кэтрин прерывисто вздохнула. Она чуть не совершила самую ужасную ошибку в своей жизни и сейчас была почти что благодарна несчастному случаю, не позволившему ей снова сбежать и, возможно, навсегда потерять Рула. Но теперь, осознав, что любит его, Кэт собиралась побороться за сердце Рула. Сначала она решила ни о чем ему не говорить, но поздно вечером слова сами собой сорвались у нее с языка:
– Откуда ты взял мою фотографию, ту, что носишь в бумажнике?
Рул хмыкнул, усмехнувшись уголком рта:
– А я-то как раз размышлял, смогла ли ты устоять перед искушением. Очевидно, нет.
Вспыхнув от смущения, Кэтрин пропустила мимо ушей его подначку.
– Так где ты ее взял? – настойчиво повторила она.
– В обувной коробке, доверху набитой старыми снимками. На чердаке таких несколько. А что?
– Просто не понимаю. Почему ты выбрал именно эту?
– Она напоминает мне кое о чем, – неохотно сознался Рул.
– И о чем же?
Он осторожно повернул голову и посмотрел на Кэтрин потемневшим взором:
– Уверена, что хочешь это знать?
– Да. Твой выбор кажется мне странным.
– Напротив. Именно эти глаза навсегда покорили меня, – пробормотал Рул. – Тогда, у реки, после того как мы впервые занимались любовью, ты открыла глаза и посмотрела на меня пытливым ищущим взглядом с тем же самым серьезным и слегка испуганным выражением.
Воспоминание, точно молния, так ослепительно ярко высветило давние события, будто все произошло только что. Заметив реакцию Кэтрин, Рул приподнялся на локтях и, прижавшись к ее высокой груди, мягким спокойным голосом настойчиво позвал:
– Кэт.
Знакомые нотки еще больше погрузили Кэтрин в зыбкий иллюзорный туман, и на нее нахлынули все оттенки того дня: припекающий жар полуденного солнца над головой; щекочущая обнаженную кожу трава; тихое гудение пчелы, собирающей дань с луговых цветов; щебетание птиц в ветвях росшего поблизости дерева.
Кэт еще раз пережила ошеломляющее чувство необратимости произошедшего и то, кем именно являлся мужчина, который не торопился прерывать столь интимное обладание ее телом. Вспомнила незнакомую тянущую боль, пришедшую на смену стихающим отголоскам наслаждения. Ужаснулась своему желанию испытывать это снова и снова, пока достанет сил, и неукротимой сумятице эмоций, охвативших сердце и душу. В испуге ее глаза распахнулись, позволяя разглядеть в их бархатистой глубине неуверенность юной девушки, сделавшей первые важные шаги в осознании своей женственности.
Вот и теперь Кэтрин не нашлась с ответом. Поняв это, Рул устало вздохнул и прикрыл веки. Кэт с тревогой изучала его осунувшиеся черты. Это напомнило о мучительных днях бесконечной бессменной вахты у постели Дэвида, прежде чем тот умер. Хотя повода для сравнения не существовало – Кэтрин знала, что Рул обязательно поправится, – но даже поверхностного сходства оказалось достаточно, чтобы у нее защемило в груди. Потерять Дэвида было очень больно. Однако, если бы что-нибудь случилось с Рулом, она не смогла бы этого перенести.
Ночь прошла ужасно. Кэтрин даже не потребовалась длинная ночная рубашка, которую ей привез Льюис. Несмотря на выданную раскладушку, которыми обеспечивали посетителей больницы, остававшихся в палате вместе с родственниками, она так и просидела на стуле подле Рула до самого утра. Спать им обоим почти не пришлось. В промежутках между приступами ноющей пульсации в ноге и изнурительными головными болями Рул беспокойно ворочался, и, казалось, стоило ему забыться и задремать, тут же приходила медсестра с очередной проверочной побудкой. К рассвету мнение Рула об этих перестраховщиках в белых халатах вышло далеко за рамки вежливости, и у Кэтрин наверняка случился бы нервный срыв, не будь она так вымотана.
