Какое нахальство делать мне замечания насчет кастрюли! Мыл бы ее сам, если уж так любит чистоту. – Она прополоскала кастрюлю и с грохотом поставила ее на барьер. – И с какой это стати он берет чужие книги?
И в ожидании очередной порции грязной посуды Пегги изо всех сил сосредоточилась на жизнеописании Сьюзен Б. Энтони.
Тележка с грязной посудой появилась, ее толкала Эмили Прингл.
– Ох, Пегги, – высоким от восторга голосом заверещала она, – какой этот Боб Ферстон красавчик, я никого красивее в жизни не видела! С ума сойти, как я волнуюсь. Его сосед по комнате должен был сопровождать меня сегодня на чайный бал, но сделал у себя в училище что-то не так, и его не отпустят. Поэтому вместо него со мной пойдет Боб Ферстон. С ума сойти, просто не верится! Он сказал, что ты ему объяснила, как меня найти. Пегги, он говорил что-нибудь такое? Он расспрашивал обо мне? Как ты думаешь, он мною интересуется?
Пегги начала вынимать из тележки посуду.
– Он просто спросил, где тебя искать. И ничего содержательного он не сказал.
– Господи, Пегги, да из тебя слова не вытянешь! Как он при этом выглядел? Когда он произносил мое имя, ты ничего не заметила? Какой у него был вид?
– Вид как вид. Он не знал, куда идти, а больше там замечать было нечего.
– А я-то так надеялась, – вздохнула Эмили. – Мне-то он сказал: «Ваша интересная приятельница мисс Трэдд указала мне дорогу». И я подумала, а вдруг он и тебе про меня что-нибудь сказал.
– Нет, Эмили. – Тон у Пегги стал куда более теплым. – Действительно ни-че-го. Если бы что-то было, я бы не стала от тебя скрывать.
В этот день Пегги после работы не вошла, а влетела в дом.
– Я перемыла столько посуды, что у меня, по-моему, на руках вся кожа слезет, – объявила она. – Обед готов? Я умираю с голоду.
– Думаю, мне стоит вымыть голову, – сказала она за столом, тщательно разравнивая масло на ломтике хлеба. – Мне почему-то кажется, мама, что ты заставишь меня пойти на этот ужасный чайный бал.
– Что это случилось с нашей мисс Трэдд? – спросила дама, ответственная за столовую Красного Креста. – Она вдруг стала такая приятная.
– Должно быть, у нее появился поклонник, – ответила даме помощница. – Поклонник – вот лучшее средство, чтобы у девушки исправились настроение и характер.
После их случайного знакомства Пегги разговаривала с Бобом Ферстоном еще три раза. Беседовали они не очень подолгу. Они виделись на трех чайных балах – так назывались первые всплески светской активности, которые подготавливали триумфальное шествие сезона.
Боб, как и полагалось по правилам, сперва танцевал с хозяйкой и почетной гостьей и только потом приглашал Пегги. После нее он танцевал со всеми дебютантками по очереди. «Для этого я здесь и нахожусь, – объяснял он Пегги. – В Чарлстоне на фронт ушло большинство мужчин и партнеров по танцам найти нелегко. Поэтому хозяйки домов, где устраивается бал, звонят нашему командиру и заказывают нужное количество курсантов. Так что танцевать – наш воинский долг»
Пегги было подумала, что и с ней он танцует из чувства долга. Но потом заметила, что Боб танцевал только с дебютантками и с ней. А ей ровно года не хватало до семнадцати – до возраста, когда состоится ее дебют и она начнет по-настоящему бывать в свете.
И сам традиционный дебют, то есть церемониал введения девушки в общество, который Пегги раньше так сильно презирала, считая следование этой традиции рабством для белых, теперь казался ей очень хорошим обычаем. А как бы иначе люди могли познакомиться и узнать друг друга?
Ее мнение о дебютах изменилось, когда Цитадель закрыли на рождественские каникулы и Боб Ферстон уехал домой.
– Все время ходить на приемы, – жаловалась Пегги, – и видеть все тех же нудных людей. Правда, и я их, наверное, раздражаю, – честно добавляла она.
Но наконец, за день до Рождества, Пегги получила письмо.
«Я вернусь в Чарлстон второго января, – сообщал Боб Ферстон. – Могу ли я вас навестить?»
Все в семье были очень удивлены: Пегги изо всех сил обняла и в обе щеки расцеловала сидевшую рядом с ней Гарден. «С днем рождения, сестричка! Счастья тебе, счастья, счастья!»
До почты на Брод-стрит Пегги бежала не останавливаясь; на почте дала телеграмму: «Письмо получила тчк приходите тчк буду весь день дома тчк». Уже пройдя полквартала, она бегом вернулась на почту, чтобы дописать: «Счастливого Рождества». Получилось больше десяти слов, но ее это не заботило.
Боб Ферстон был серьезный молодой человек. Когда он сделал Пегги замечание относительно недомытой кастрюли, он вовсе не пытался завязать разговор с незнакомой молодой девушкой, он действительно обращал ее внимание на плохое исполнение долга.
Верность долгу и ответственность – на этих принципах основывалась вся его жизнь.
Он был родом из интересной семьи. Его отец, Уолтер, был жителем штата Висконсин. В Южную Каролину он приехал в 1886 году, чтобы получить сведения об Ассоциации фермеров – так называлось массовое политическое движение во главе с Бенджамином Тиллманом. Уолтер Ферстон всю жизнь поддерживал Роберта Ла Фоллета, члена Палаты представителей, прогрессивного деятеля Республиканской партии в штате Висконсин, и был его ближайшим другом.
Ему-то Уолтер и написал благожелательный отзыв о целях движения и об организации работы на местах. И еще он написал, что не намерен возвращаться в Висконсин. В Южной Каролине, в маленьком городке под названием Маллинс, обязанном своим существованием переработке табака, он встретил некую мисс Бетти Истер.
Мисс Истер согласилась выйти за него замуж, но только при условии, что он останется в Маллинсе. Бетти Истер была старшим ребенком в многодетной семье, своему брату и трем сестрам она заменила мать, умершую при родах последнего ребенка. Бетти Истер не могла переехать в Висконсин: у нее было слишком развито чувство долга.
Уолтер Ферстон сначала стал компаньоном своего тестя, оптового торговца табаком, а когда тот через два года после свадьбы дочери умер, единоличным владельцем дела. Он и жена вырастили ее брата и троих сестер, а также троих собственных детей и дали всем образование. Боб был младшим в семье, его полное имя было Роберт Ла Фоллет Ферстон. Уолтер не потерял связи со своим другом и не изменил его идеям.
– Так что, как видите, я наполовину янки, – сообщил Боб девушке, – и, по мнению многих, наполовину социалист.
– Социалист! – обрадовалась Пегги. – Я тоже социалистка. Керенский был достойным руководителем, именно он, а не этот ужасный Ленин мог сделать что-то для несчастных русских крестьян. – И Пегги с возрастающей горячностью стала излагать Бобу свои путаные представления о революции, происходившей в России.
