— Вот привязались! — донесся из тумана за спиной Роджера мягкий ирландский голос. Роджер от неожиданности подпрыгнул, и тут же услышал хихиканье капитана Боннета, возникшего рядом с ним у поручня. Капитан зажал между зубами сигару, и тлевший на ее конце огонек слегка осветил его лицо красным рассеянным светом. Шуршащий звук повторился, вибрация поручня — тоже.
— Они чешутся о борт, чтобы избавиться от паразитов, — небрежным тоном произнес Боннет. — Мы для них что-то вроде плавучего камня. — Он с силой затянулся дымом, и огонек стал ярче, а душистый сигарный дым достиг носа Роджера, потом Боннет швырнул тлеющий окурок за борт. Тот исчез в тумане, как падающая звезда.
Роджер перевел дыхание почти с таким же шумом, как невидимые киты. Давно ли капитан бродит тут по палубе? Мог ли он видеть, как Роджер выбирается из грузового люка?
— Но они не повредят корабль? — спросил Роджер, стараясь, чтобы его голос звучал так же небрежно, как голос Боннета.
Капитан принялся искать в кармане новую сигару и довольно долго молчал, сосредоточившись на этом занятии. Лицо его превратилось в смутную тень.
— Кто знает? — сказал он наконец. — Нас может пустить ко дну любая из этих тварей, приди ей такое в голову… ну, например, примет нас за врага Мне довелось как-то видеть корабль… точнее, то, что от него осталось, — столкнувшийся со взбесившимся китом. Три фута палубы и немного рангоутов. Все остальное потонуло вместе с командой и пассажирами, две сотни душ.
Боннет не спеша раскурил сигару.
— Похоже, вас не слишком тревожит такая возможность.
Капитан глубоко затянулся дымом и с силой выдохнул его, и звук его дыхания прозвучал как слабое эхо дыхания китов. Потом Боннет сплюнул сквозь зубы, и лишь после этого заговорил.
— Ну, прямо сейчас тратить силы на волнение просто бессмысленно, совершенно бессмысленно. То, что выше наших сил, куда умнее оставить на волю богов… и молиться о том, чтобы Дану занималась своими делами и не обращала внимания на нас. — Шляпа капитана развернулась, Боннет, очевидно, из-под полей посмотрел на Роджера, хотя тот и не мог видеть этого. — Вы знаете, кто такая Дану, а, Маккензи?
— Дану? — глупо повторил Роджер, а потом вдруг что-то мелькнуло в его уме, некое смутное детское воспоминание… ну да, миссис Грэхэм заставляла его заучивать… — Явись мне, Дану, даруй мне удачу. Даруй мне храбрость, даруй мне здоровье… и любовь навеки.
Капитан удивленно хмыкнул, и кончик его сигары ярко вспыхнул.
— Ну надо же! А ведь вы даже не ирландец! Но не сомневайтесь, Маккензи, я сразу понял, что вы — человек образованный.
— Ну, я просто знаю, кто такая Дану — Дарующая Удачу, — сказал Роджер, невольно надеясь, что эта кельтская богиня — хорошая морячка, и что она на его стороне. Он сделал шаг назад, намереваясь уйти, но рука капитана мгновенно схватила его запястье и крепко сжала.
— Образованный человек, — мягко и в то же время как-то беспечно повторил Боннет, — но не слишком мудрый. А вы вообще-то верующий или нет, Маккензи?
Роджер напрягся, но, чувствуя силу хватки капитана Боннета, не сделал попытки высвободить руку. Однако кровь стремительно помчалась по его венам — тело прежде разума осознало, что грядет схватка.
— Я сказал, что умные люди не рассуждают о том, что выше их сил и понимания… но на этом корабле, Маккензи, абсолютно всё в моей власти. — Железные пальцы капитана еще крепче сжались на запястье Роджера. — Всё и все.
Роджер резко вывернул руку из захвата Боннета. Но с места не сдвинулся, понимая, что нет смысла бежать от разговора, и что помощи от кого-либо тоже ждать не приходится. Корабль словно завис вне времени и пространства, и мира вокруг него просто не существовало, а на самом корабле… да, безусловно, Боннет был прав — тут все было в его власти. И если Роджер сейчас умрет, это ничуть не поможет Мораг… но ведь он уже сделал свой выбор.
— Почему? — спросил Боннет, и в его голосе прозвучало лишь легкое любопытство, и ничего больше. — Эта женщина не такая уж красавица, на мой взгляд. А вы — человек образованный; неужели вы готовы подвергнуть риску мой корабль, мою прибыль, моих людей… ради чего? Просто ради теплого тела?
— Нет никакого риска. — Роджер произнес это хрипло, с трудом, потому что у него сжалось горло. И мысленно он повторял, невольно стискивая кулаки: «Явись мне, Дану… Явись мне и дай мне шанс, и поддержи меня…» — У этого ребенка не оспа… просто совершенно безопасная сыпь.
— Уж вы меня простите, Маккензи, что я осмеливаюсь противопоставлять вашему мнению свое невежество, но на этом корабле я капитан, — голос капитана все еще звучал мягко, но в нем уже отчетливо слышалась ядовитая угроза.
— Но помилуйте, это ведь просто ребенок!
— Вот именно… и потому он ничего не стоит.
— Возможно, для вас и не стоит.
Последовало недолгое молчание, нарушаемое лишь отдаленными вздохами китов, доносившимися из белой пустоты.
— А что представляет ценность для вас? — в вопросе прозвучала неумолимая злоба. — И почему?
«Просто ради теплого тела…» Да, именно поэтому. Просто из гуманности, из-за воспоминаний о нежности, ради чувства жизни, упорствующей перед лицом смерти…
— Это жалость, — сказал Роджер. — Она бедная женщина; ей некому помочь.
Роскошный аромат дорогого табака донесся до него — опьяняющий, чарующий… Роджер вдохнул его, черпая в чудесном запахе силу.
Боннет шевельнулся, и Роджер тоже шевельнулся, готовясь к нападению. Но удара не последовало; тень капитана сунула руку в карман, а потом эта призрачная рука протянулась к Роджеру, и в рассеянном свете ближайшего фонаря Роджер заметил, как что-то блеснуло в ладони Боннета… монеты и нечто похожее на рубин, и, возможно, еще какие-то драгоценные камни… Потом капитан выбрал из всего этого серебряный шиллинг, а остальное снова опустил в карман.
— Ах, жалость! — сказал он. — А вот скажите-ка мне, Маккензи, вы человек азартный?
Он показал Роджеру шиллинг, зажатый в двух пальцах, а потом выронил монетку. Роджер чисто рефлекторно поймал ее.
— Сыграем на младенца, а? — предложил Боннет, и в его голосе снова зазвучала беспечная небрежность. — Джентльменское соглашение, назовем это так. Орел — жизнь, решка — смерть.
Монета лежала в ладони Роджера, теплая и увесистая, и казалась чем-то чужеродным этому миру всепроникающей стужи. Рука Роджера вспотела, но ум оставался холодным и ясным, сосредоточенным на поиске наилучшего решения.
Орел — жизнь, решка — смерть… Роджер мысленно повторил эту фразу, спокойно, не обращая внимания на ледяную волну, поднимавшуюся в глубине его сердца. Он прикинул, далеко ли от него находятся горло и промежность капитана… схватить, ударить… поручень не больше чем в футе от них, а за ним — клубящаяся пустота, в которой скрываются киты…