— Помолчи, любовь моя, это только ветер воет. — Он откинул с себя верхнее одеяло, укрыл Сьюзен потеплее. — Даже не сомневайся.
— Да нет, я же ясно слышала… ясно. Там лошадь… близко. — Голос ее бессильно затих.
«Чтоб оно все к чертям провалилось!» Он обязан что-то сделать. Если он сейчас же не придумает, как им выбраться отсюда, она умрет от холода.
* * *
Среди ночи она проснулась от ржания лошади. Выскользнула из-под одеял, стараясь не потревожить сон Себастьяна, вытащила одежду, лежавшую под верхним слоем.
Юбки и платье уже почти высохли. Натянула чулки, погружая замерзшие ноги в блаженное тепло, потом обулась. Набросила на плечи красивую накидку, наклонилась и зачерпнула пригоршню мякины для лошади. Потом вышла из сарая в темноту ночи, оглядываясь по сторонам — чувствовала, что лошадь где-то близко… Обошла гумно по глубокому снегу, утопая по колено, цокая языком и ласково окликая лошадку.
Вот и она! Сьюзен замерла на месте. В лунном свете белая кобыла казалась вылепленной из снега. Сьюзен вытянула руку, приманивая лошадь кормом.
— Ну, иди, иди сюда. Тяжеленько тебе пришлось, правда? — Снова поцокала языком, сильнее вытянула руку с мякиной, уповая на то, что кобыла заметит приманку. — Ну, давай, иди же ко мне. Я ведь знаю, что ты проголодалась. — Лошадь подошла и слизнула корм с ее ладони, жадно хрупкая добычей.
Сьюзен мягко взяла ее под уздцы и потянула к сараю. Вдруг на некотором расстоянии, как ей показалось… нет-нет, не показалось… она действительно разглядела слабый проблеск света. Сьюзен всматривалась, пока от напряжения не заслезились глаза. Она погладила лошадку по шее, провела рукой по длинным вожжам, свисавшим с узды и волочившимся дальше по снегу.
Ее снова начала бить дрожь, но свет горел не так уж далеко. Скорее всего, так и есть. Если она поскачет верхом, то можно доехать меньше чем за полчаса. Ей это под силу.
И тогда они оба спасены.
Она оглянулась на сарай: не разбудить ли сначала Себастьяна? Но, подумав хорошенько, отвергла эту мысль. Он будет настаивать на том, что ехать должен сам. Он, еще не оправившийся после крушения экипажа. Нет, она и одна справится. Должна справиться. А когда она спасет его, он будет благодарен за то, что она о нем позаботилась.
Сьюзен зажала вожжи в зубах, ухватилась за конскую гриву и попыталась запрыгнуть на лошадь. Но слишком уж она ослабела. Попробовала еще раз и свалилась в снег.
При свете луны ей был еле виден выступающий из-под снега борт перевернувшейся коляски. Подходящая подножка, по крайней мере можно попробовать использовать ее в таком качестве.
— Идем, лошадка. Сюда, сюда. — С борта коляски она сможет взобраться на спину лошади.
Пока добрались до коляски, Сьюзен трижды падала, юбки и спина промокли от снега. Она обошла коляску, прикидывая, откуда будет легче взобраться на лошадь, и тут заметила под снегом краешек своего саквояжа. Подвела кобылу, привязала к спице сломанного колеса, затем вытащила из-под снега саквояж, открыла.
Внутри лежали одна смена одежды (холодной, но сухой), щетка для волос, ридикюль и блокнот с конспектами уроков. Решила взять саквояж с собой.
Руки совсем закоченели, пальцы дрожали, и ей едва удалось привязать саквояж к поясу связанными шерстяными чулками.
С таким грузом взобраться на лошадь было еще труднее, но в конце концов удалось прочно утвердить ступню на подножке коляски, хоть та и стояла косо, а уж тогда и перебросить другую ногу через широкую спину кобылы.
На все у нее ушло больше четверти часа; зубы выбивали уже такую дробь, что весь череп, казалось, трясется и что-то внутри стучит не переставая.
И все-таки у нее получилось! Она поскакала туда, откуда шел свет. Голова кружилась, кругом были глубокие сугробы, задерживавшие продвижение вперед. Ей почудилось, что огонек отдаляется. Но это, должно быть, только так показалось, глаза подводят, убеждала себя Сьюзен.
Она доедет туда, где свет. Обязательно доедет.
И тогда Себастьян будет спасен.
Как бы ни было холодно, она ни за что не остановится, пока не удостоверится, что ему ничто не грозит.
* * *
Проснувшись наутро, Себастьян почувствовал, что ужасно замерз. А еще хуже было то, что Сьюзен нигде не видно. Он говорил себе, что она, вероятно, вышла набрать снегу или же по естественной надобности, но минуты шли, а она не возвращалась, и он понял: что-то случилось.
— Сьюзен! — Он обошел сарай по периметру и все время громко звал ее сквозь щели в досках. Будь она где-то неподалеку, обязательно уже услышала бы его голос. Потом он заметил, что исчезла ее одежда. Сердце у него замерло. — Провалиться мне к чертям, Сьюзен! — Не иначе как она в полубреду бросилась искать ту чертову лошадь!
Себастьян быстро натянул на себя холодную одежду. Все было еще влажным и хранило весь холод ночи, но одежда — хоть какая-то защита от мороза. Сьюзен должна быть где-то поблизости.
Солнце поднялось еще не высоко, свет его не был ярким, и следы Сьюзен на снегу было не так-то легко разглядеть. Он прищурился и обошел вокруг сарая по следам, оставленным на снегу ее юбками. Потом глаза его замерли на следах лошадиных подков.
— Черт меня побери!
Значит, она все-таки слышала ржание лошади. Конечно же, упряжная лошадь должна была вернуться, когда пройдет первый страх после аварии. Ну почему он сразу не прислушался к Сьюзен?
Однако его смущало то, что следы, оставленные Сьюзен, и следы подков шли параллельно друг другу. Они не вернулись в сарай, но и верхом Сьюзен не ехала. Вместо этого она, похоже, повела кобылу к останкам экипажа. Он, скользя по снегу, спустился к перевернутому фаэтону.
Следы шли кольцом вокруг коляски, словно Сьюзен что-то выискивала, а потом она, кажется, села на лошадь верхом, потому что дальше от коляски шла только одна цепочка следов.
— Сьюзен! — позвал он во всю мочь. — Сьюзен! — «Провались оно все к чертям!» Почему она не поскакала по тракту, насколько его можно было разглядеть? Она же была не в себе, вспомнил Себастьян, даже не представляла, куда едет.
Себастьян замолчал и прислушался, не откликнется ли Сьюзен. Задержал дыхание, согревая его в легких, прежде чем снова принялся звать. Прислушался опять — кажется, звенит сбруя; потом послышался явственный перестук.
— Э-ге-гей! — раздался мужской голос со стороны дороги. — Вы, случаем, не герцог ли Эксетер будете?
Теперь уже и видно стало — что-то выползает из-за холмика. Подвода, запряженная двумя крепкими лошадьми, на подводе — крестьянин.
Себастьян помахал ему рукой, хотел откликнуться, но только зашелся в кашле. Пытаясь отдышаться, он побрел навстречу подводе.
