— И в этом нет никакой необходимости. Просто перестань суетиться и беспокоиться, потому что твое беспокойство передается ей.
— Очень хорошо, — сказала она с кокетливой улыбкой, напомнившей ему прежние времена. — Тогда я буду продолжать беспокоиться только о тебе.
Он засмеялся, но лишь от того, что она явно рассчитывала на подобную реакцию.
— Вы великолепно выглядите, — произнес Майлс, когда он увидел Аннабеллу.
Она вздохнула с облегчением. Он не лгал. Он мог изменить выражение своего лица, но за несколько прошедших недель она научилась читать правду в его глазах. Это была способность больного человека, которую она развила в себе в то время, когда не доверяла словам. Сейчас она видела, что его голубые глаза-льдинки были согреты настоящим восхищением. Аннабелла торжествовала.
Она собиралась всего лишь на сельский бал, но одевалась дольше, чем когда ей предстоял первый выход в свет. Аннабелла закружилась перед мужем.
— Вам нравятся мои волосы? — спросила она. Он засмеялся:
— А разве они видны? Весьма находчиво!
Ее волосы закрывал голубой атласный ток — модная французская шляпка, украшенная искусственными голубыми цветами. Отдельные иссиня-черные завитки виднелись на лбу и над ушами. Они были пришиты к шляпке — она все-таки нашла применение одному из тех париков, которые так и не смогла носить. Шляпка очень подходила к ее платью — голубому, украшенному цветами на длинных, с буфами, рукавах и кайме подола.
Аннабелла была охвачена возбуждением и радостным ликованием. Ей казалось, что она выглядит почти как прежде. Да, она еще слишком худа, и ее кожа не восстановила свою кремовую чистоту и свежесть, но, как ей казалось, она выглядела прекрасно, гораздо лучше, чем рассчитывала выглядеть.
— У меня, может, и неплохой вид, — сказала она самодовольно, — но посмотрите на себя. Вы выглядите великолепно даже для Лондона.
Он пожал плечами, не принимая всерьез ее комплимент.
— Я одет как положено. Вы, наверное, думали, что сельский помещик не может рассчитывать на что-то приличное.
— Нет, — сказала она. — Именно сельский помещик и может.
Они обменялись улыбками. Но она подумала, что он действительно выглядит великолепно. Вечерний костюм прекрасно сидел на его атлетической фигуре. Бриджи цвета буйволовой кожи обтягивали его мускулистые икры, и ему не нужны были подкладки под белые чулки. Его широкие плечи выгодно подчеркивал плотно сидящий сюртук, шейный платок был повязан по-модному. Каштановые завитки волос были коротко острижены и зачесаны вперед. Он выглядел очень мужественно и в то же время элегантно. Она с гордостью взяла его под руку, чтобы спуститься в холл и присоединиться к остальной компании.
— А теперь посмотрите на главную знаменитость этого вечера, — сказала Аннабелла, когда к ним присоединилась Камилла.
— Браво! — одобрительно воскликнул Майлс. Камилла покраснела.
— Ну спасибо, — сказала она и ухмыльнулась. — Я и в самом деле выгляжу восхитительно, не так ли?
Она была одета в белое платье с прозрачной накидкой из золотистого шелка, высокая талия была охвачена кушаком темно-желтого шелка. Ее наряд скрывал недостатки фигуры и подчеркивал достоинства. Золотые цветы, вплетенные в ее локоны, оживляли лицо и оттеняли сияющие карие глаза. Но и без этих цветов она бы сияла, сознавая, что выглядит великолепно.
— Очень неплохо, — сказал Бернард, и сам полностью преобразившийся. Он гордо оглядел себя, вновь одобрительно оценив свой ярко-голубой сюртук, темно-лиловый жилет и желтые панталоны. Вернее, попытался оглядеть себя, поскольку воротник сорочки был так высок, а шейный платок оказался завязан так туго, что Бернард едва мог повернуть голову.
— Мы все выглядим великолепно, — согласилась их матушка. На ней было платье из тонкой фиолетовой ткани и темно-лиловый тюрбан, прекрасно сочетающийся с платьем. — Но нам пора ехать. Мы с Камиллой поедем в экипаже вместе с Бернардом. Аннабелла и Майлс могут взять карету поменьше. Она теплее.
— Сейчас лето, — сказал Майлс терпеливо. — Мы можем поехать все вместе.
Аннабелла пожалела о том, что именно так они и поступили. Не из-за того, что в другой коляске было бы теплее, а из-за того, что сказала ее свекровь, когда они подъезжали к дому сквайра.
— Ты выглядишь очень хорошо, но это будет твой дебют, — сказала Элис, когда они въезжали в ворота. — Поэтому хочу тебя предостеречь, чтобы ты ничего не принимала близко к сердцу. С чужими люди могут быть бесцеремонными, даже жестокими.
— Может, я и выгляжу лучше, чем когда-либо, но я ведь прожила здесь всю свою жизнь, мама! — воскликнула Камилла.
— Речь не о тебе, дорогая. О нашей Аннабелле, — сказала Элис, рассматривая установленные вдоль подъездной аллеи горящие факелы. — Вот мы и приехали.
Она обладает способностью говорить неприятности в такой момент, когда ей невозможно возразить, с горечью подумала Аннабелла. Она была почти уверена, что ее красота возвращается, и точно знала, что возвращаются ее сила духа и решимость. Сила духа — благодаря времени, соответствующей диете и упражнениям. Решимость — благодаря тому, что она дала себе слово доказать всем, что свекровь ошибается. Она поправится и будет прежней, что бы ни говорила эта женщина.
И не то чтобы Элис говорила что-то откровенно неправильное, но ее мягкие и заботливые расспросы были постоянно не ко времени. Они только лишний раз напоминали Майлсу и Аннабелле о недавней болезни, словно это было что-то постыдное, некий позор, который она должна была искупить. И какими бы мягкими и заботливыми ни были эти расспросы, Аннабелла так и не смогла поверить в их искренность. Правда заключалась в том, что при всем своем показном внимании и заботе новоиспеченная свекровь просто не любит ее. Когда их взгляды встречались, в глазах Элис не было настоящей теплоты.
Обращаясь к Аннабелле, она не говорила ничего, кроме общих фраз и ни к чему не обязывающих банальностей.
И Аннабелла не знала, как изменить это отношение. Ее собственная мать могла бы… Нет, ее собственная мать стала бы защищать ее, сердиться и только бы все ухудшила. Она уже почти поправилась, скоро она вновь вернется в Лондон, где с ней будет только ее собственная матушка, и весь Лондон снова будет у ее ног.
По случаю бала в честь дочери сквайра его дом был богато украшен. Местные молодые люди, одетые, как лакеи, разбавляли обычное общество, бальный зал был заполнен цветами, звучала музыка, повсюду горело несметное количество свечей — и все они были сделаны из жира высшего сорта, как горделиво заявлял сквайр, приветствуя гостей у входа.
— Милорд Пелем! Приветствую вас и добро пожаловать, — торжественно произнес сквайр, когда вновь прибывшие вошли в дом. — Элис, вы никогда не выглядели прелестнее, — сказал он, склоняясь к ее руке. — Бернард, негодник! — весело воскликнул помещик, увидев молодого человека. — Вы только на него посмотрите! Разодет в пух и прах! О нет! — с изумлением воскликнул он, делая вид, что сейчас упадет. — Не может быть! Наша Камилла! Тебя, наверное, поцеловал Волшебник? Ты выглядишь просто потрясающе! Потрясающе, ведь правда, Салли? — обратился он к своей дочери.
