Чтобы не сойти с ума, девушка решила выйти из добровольного заточения в хижине Алекса Хосмена и поподробнее познакомиться с уникальным сообществом обитавших на острове рыбаков и лесорубов. Майла Беккер и Лайза Вилсонс стали ее подругами. Женщины научили девушку вышивать гладью, а она в свою очередь открыла им секрет изготовления чрезвычайно модных сейчас в Ипсуиче дамских шляпок. Известие о том, что отец от нее отказался, сыграло в пользу Фиби. Теперь здешние сочувствовали девушке.
Чтобы отвлечься от мыслей о том, что отец отказался приехать за ней, Фиби стала наблюдать за жизнью поселенцев с всевозрастающим интересом. В развалюхе напротив дома Хосмена проживали сестры Макалистер, днем латавшие сети, а по вечерам вязавшие у печи толстые цветные свитера. Говорили они исключительно с шотландским акцентом, но никогда не забывали улыбнуться и очаровательно склонить голову, когда девушка проходила мимо.
А Дженни Линд и Камилла Голднес были двумя молодыми мамами, овдовевшими после взрыва. И пока их дети носились, как угорелые, по поселку, глаза матерей выражали такое отчаяние, что у Фиби сердце разрывалось от жалости к ним. Вообще-то ей дети нравились, но близко с ребятишками она никогда не общалась – это был еще один недостаток ее занятой ипсуичской жизни. Девушка всегда считала, что дети ее не касаются, хотя знала, что когда-нибудь придется стать матерью. Малышню ее круга всегда держали в частных детских садах и школах, и появлялись эти дети лишь в сопровождении своих родителей, вышколенные, словно дрессированные спаниели.
Сейчас на дороге стояли дети явно иного воспитания.
– Привет, – сказала Фиби, мило им улыбнувшись. Майла уже как-то сказала ей, что зовут их Пол и Бетти Линд. – Чем занимаетесь?
Девочка протянула потрепанного воздушного змея и, сделав удивленное лицо, пролепетала:
– Не летает…
– А папа знал, как заставить его летать, – перебил сестренку Пол.
– Папа ушел и больше не вернется, – подытожила сестра.
При этих словах девушка неожиданно ощутила прилив ненависти к своему отцу.
– Ну, в таком случае, мы должны сами заставить его полететь, – с улыбкой промолвила она, критически разглядывая бумажного змея. – Я знаю, что делать.
– Правда? – хором чуть ли не выкрикнули брат и сестра, а их детские личики засветились от счастья и предвкушения чуда.
– Само собой, когда мне было столько же, сколько вам, я запускала своего собственного воздушного змея в большом зеленом парке далеко отсюда.
Фиби не стала им объяснять, под каким бдительным присмотром проходили такие прогулки.
– Просто нужно побольше веревки и длинный красивый хвост.
– Хвост? – поднял в удивлении брови Пол, и девушка невольно рассмеялась, поняв, что мальчик имел в виду совершенно иную вещь.
– Пойдемте, – предложила она. – Нам надо будет дойти до торговой фактории.
Было столь необычайно и великолепно идти по колено в траве в компании этих двух милых ребятишек. В полутемном торговом зале Фиби взглянула Алексу в глаза и сказала:
– Нам нужна бечевка для воздушного змея.
Он даже не улыбнулся. Лицо молодого человека не выдало никаких эмоций, но моток бечевки Он все-таки ей дал и даже угостил детей конфетами.
Они пришили змею хвост из кусков разноцветной материи и опять пошли в поле. Девушка объясняла Бетти, что надо держать змея по ветру, в то время как она вместе с Полом бежала вперед, разматывая веревку.
– Пускай, – крикнула Фиби, и девочка отпустила змея. Тот сделал неловкий нырок, затем поймал воздушный поток и стал медленно набирать высоту. Дети приветствовали его радостными возгласами, высоко задрав головы, и ослепительно-голубое небо отражалось в их глазах.
Оставив ребят наедине с новым развлечением, девушка направилась к поселку в чрезвычайно хорошем настроении и окончательно решила, что без детей жить нельзя. Местная малышня была дика и жизнерадостна, как сама природа. Фиби пыталась вспомнить, была ли она такой в детстве, и с сожалением констатировала, что далее соскальзывания вниз по перилам лестницы на Харбор-стрит ее шалости не распространялись. Целая армия нянек, гувернанток и учителей сдерживала ее неуемные порывы. Порой девушка задавала себе вопрос: а как бы все было, если бы ее мама осталась жива? Запускали бы они вместе воздушного змея или собирали бы цветы? Была ли какая-нибудь разница?
Фиби загляделась на осеннее небо над островом Мей и на краткое мгновение вновь почувствовала, что мама ее все же любила. «Да, – решила она, – если бы мама была жива, то все, абсолютно все было бы иначе».
Девушке не хватало матери, ей нужен был кто-то близкий и искушенный в житейских делах, кто-то честный и откровенный, кто рассказал бы ей правду о том, что творится в девичьем сердце. Должна ли женщина отдаваться молча, пока ее муж пыхтит над нею? И должна ли жена терпеть такое из ночи в ночь?
Неудивительно, что никто и никогда не говорил с Фиби о подобных вещах. Неудивительно, что на малышей шикали, когда те спрашивали о том, как живут мужчины с женщинами, и об особенностях брачной жизни.
Иногда на девушку находила самая настоящая тоска. И тогда она думала, что есть в ней нечто беззащитное и нуждающееся в ласке, то, что заставляло Фиби хотеть, чтобы ею наслаждались и обнимали, чтобы не тяжело склонялись над ней, а любили по-настоящему… И как бы она порой ни старалась, это желание не покидало девушку. Временами Фиби размышляла, что ей бы понравилось стать чьей-то мамой. Неизвестно почему, но она считала, что из нее получилась бы хорошая мать. Старая, давно забытая боль стала куда острее, потому что теперь девушка потеряла еще и отца. Но слезы и избыточная жалость к самой себе не могли решить ни одну проблему.
Еще раз окинув взглядом поле, девушка вновь заметила детишек Линдов, возившихся со змеем, и не сдержала улыбки. Сейчас ей больше всего хотелось познакомиться с новыми людьми этого нового мира, а не предаваться мрачным мыслям о прошлом.
Робет О'Брайен, промышлявший рыбной ловлей вблизи побережья острова Мей, на протяжении последних 30 лет был единственным, кто не соблазнился на басни о блестящем будущем прииска Кью. Рыбы он ловил больше всех, имел свою собственную лодку и прежнему прибыльному делу изменять не собирался. Конечно, произошедшая трагедия затронула и его семью, но не нанесла столь глубоких ран, как потерявшим детей родителям, безутешным вдовам и сиротам. Жена О'Брайена и его дочь были заняты тем, что чистили и солили улов. Они явно не выказывали враждебности, и потому Фиби решилась к ним подойти.
Где-то в глубине души она радовалась сложившимся обстоятельствам, радовалась, что свободна и вольна в своих поступках. Порой ей приходила в голову мысль выучиться какому-нибудь ремеслу, познать, как другие обеспечивают свое существование.
