– Я не стыжусь, – сказал он очень медленно. – Я не упал с лошади. И не был выброшен лошадью из седла. Я хочу закончить этот разговор. Это понятно вам, миссис Рен?
Анна видимо сглотнула, привлекая его внимание к своему горлу.
– Да. Да, это вполне понятно мне, лорд Свартингэм.
– Хорошо. – Его взгляд поднялся к ее губам, влажным в том месте, где она облизнула их в своей нервозности. – Я думал о вас, когда был в отъезде. Вы думали обо мне? Вы скучали по мне?
– Я… – Шепотом начала она.
Хоппл влетел в комнату:
– С возвращением, милорд. Я надеюсь, ваше пребывание в нашей замечательной столице было приятным?
Управляющий остановился, когда заметил положение Эдварда над Анной. Эдвард медленно выпрямился, не сводя с Анны глаз:
– Мое пребывание было достаточно приятным, Хоппл, хотя я обнаружил, что скучал по прелестям сельской местности.
Анна выглядела расстроенной. Эдвард улыбнулся.
Мистер Хоппл вздрогнул:
– Лорд Свартингэм! Что случилось с…
Анна перебила его:
– Мистер Хоппл, у вас есть время показать графу новую канаву?
– Канаву? Но… – Хоппл перевел взгляд с Эдварда на Анну.
Анна резко дернула бровями, как будто муха села ей на лоб:
– Новая канава для осушения поля мистера Грандела. Вы упоминали об этом на днях.
– Э… О да, траншея фермера Грандела, – сказал Хоппл. – Если вы пойдете со мной, милорд, я думаю, вам будет интересно проинспектировать ее.
Глаза Эдварда вернулись обратно к Анне:
– Встретимся с вами через полчаса, Хоппл. Сначала мне нужно кое-что обсудить с секретарем.
– О да. Да. Э… очень хорошо, милорд. – Хоппл удалился в некотором недоумении.
– Что вы хотели обсудить со мной, милорд? – спросила она.
Эдвард откашлялся.
– На самом деле я хочу кое-что показать вам. Не могли бы вы пройти со мной?
Анна казалась озадаченной, но встала и взяла его под руку. Он вывел ее в коридор, повернув к задней двери вместо парадной. Когда они вошли в кухню, кухарка чуть не уронила утреннюю чашку чаю. Три горничные собрались за столом, где сидела кухарка, как прислужники вокруг своего священника.
Эдвард сделал им знак рукой, чтобы они снова сели. Несомненно, он прервал утренние сплетни. Без объяснений он прошел через кухню и вышел в заднюю дверь. Они пересекли широкий конюшенный двор, каблуки его сапог скрежетали по булыжникам. Утреннее солнце ярко светило, и конюшни отбрасывали длинную тень. Анна оглянулась, сбитая с толку.
У Эдварда неожиданно возникло ужасное чувство неуверенности. Это был необычный подарок. Может быть, он ей не понравится или, хуже, она оскорбится.
– Это для вас. – Он сделал резкий жест в сторону грязного куска мешковины.
Анна перевела взгляд с него на мешковину:
– Что?…
Эдвард шагнул вперед и отбросил угол свертка. Под ним лежало нечто, похожее на связку сухих покрытых шипами палочек.
Анна завизжала.
– Этот звук можно считать знаком одобрения у женщины или как? – Эдвард неуверенно нахмурился.
Анна всплеснула руками; затем улыбнулась и подняла на него глаза, и он почувствовал что-то теплое у себя в груди.
– Розы! – воскликнула она.
Она опустилась на колени, чтобы рассмотреть один из находящихся в состоянии покоя розовых кустов. Он осторожно завернул их во влажную мешковину, чтобы предохранить корни от высыхания перед отъездом из Лондона. Каждый куст имел только несколько покрытых шипами веточек, но корни были длинными и здоровыми.
– Осторожно, они острые, – пробормотал Эдвард ее склоненной вниз голове.
Анна внимательно считала.
– Здесь две дюжины. Вы хотите посадить их все в вашем саду?
Эдвард нахмурил брови:
– Они для вас. Для вашего дома.
Анна открыла рот и на мгновение, казалось, лишилась дара речи.
– Но… даже если бы я могла принять их все, они, должно быть, очень дорого стоят.
Наверное, она отказывается от его подарка.
– Почему вы не можете принять их?
– Ну, во-первых, я не смогу разместить их все в моем маленьком саду.
– Сколько вы сможете разместить?
– О, я думаю, три или четыре, – сказала Анна.
– Выберите четыре, которые вам нравятся, и я отправлю остальные обратно. – Эдвард почувствовал облегчение. По крайней мере, она не отказывалась от роз. – Или сожгу их, – добавил он в раздумье.
– Сжечь? – Голос Анны прозвучал испуганно. – Но вы же не можете просто взять и сжечь их. Разве вы не хотите посадить их у себя в саду?
Он нетерпеливо покачал головой:
– Я не знаю, как их сажать.
– Я знаю, я посажу их для вас в благодарность за те, другие. – Анна улыбнулась, подняв на него взгляд, и выглядела при этом несколько смущенно. – Спасибо вам за розы, лорд Свартингэм.
Эдвард откашлялся.
– Не за что, миссис Рен. – У него возник странный порыв пошаркать ногами, как маленький мальчик. – Полагаю, теперь мне нужно увидеть Хоппла.
Она просто посмотрела на него.
– Да… А, да. – Боже правый, он заикался, как слабоумный. – Я тогда пойду и поищу его. – Пробормотав прощание, он пошел размашистой походкой на поиски управляющего.
Кто знал, что дарить подарки секретарям настолько трудно?
***
Анна рассеянно смотрела, как лорд Свартингэм уходил прочь, ее рука была сжата в кулак в грязном мешке. Она знала, как этот человек чувствовал себя с ней в темноте. Она знала, как двигалось его тело, когда он занимался любовью. Она знала, какие низкие, хриплые звуки он исторгал из глубины своего горла, когда достигал оргазма. Она знала самые интимные вещи, которые только можно знать о человеке, но она не знала, как согласовать это знание с его образом в свете дня. Поддержать баланс между мужчиной, который так потрясающе занимался любовью, и мужчиной, который привез ей розовые кусты из Лондона.
Анна покачала головой. Возможно, это слишком трудный вопрос. Возможно, ей никогда не понять разницы между страстью мужчины ночью и сдержанностью, которую он демонстрировал днем.
Она не представляла, каково будет снова увидеть его после двух незабываемых ночей, проведенных в его объятиях. Теперь она знала. Она чувствовала грусть, потеряв то, что никогда в действительности ей не принадлежало. Она поехала с намерением заняться с ним любовью, насладиться физическим актом, как это делают мужчины: без эмоций. Но, как оказалось, она не обладала стойкостью и отстраненностью мужчины. Она была женщиной, и куда шло ее тело, туда волей-неволей следовали эмоции. Секс каким-то образом привязал ее к нему, не важно, знал он об этом или нет.
А он теперь никогда этого не узнает. То, что произошло между ними в комнате «Грота Афродиты», должно остаться ее личным секретом.
