— Мне надо завтра кое-куда отправиться, но без моего дяди и Матье. Не согласитесь ли вы меня сопровождать?
Раулю стало не по себе. Отвернувшись, он оперся ладонью на зубец стены.
— А куда? — спросил он в надежде, что к тому времени, как она ответит, он уже окончательно придет в себя.
— Это форт в горах, в одном дне пути отсюда. Сейчас он уже, наверное, в руинах. Моя мама водила меня туда, когда мы первый раз посещали эти земли. В давние времена это было священное место.
— И оно вам дорого? А я считал, что катары не питают привязанности к материальным объектам.
— Место это дорого мне отнюдь не по материальным причинам, — серьезно ответила Брижит. — Не знаю, поймете ли вы, но порой, даже если уходят люди, квинтэссенция их надежд и молитв остается в местах, где они когда-то пребывали. Даже в церквах Сатаны чувствуется выброс искренней веры. И я вовсе не такая катарка, как дядя Кретьен! Меня не воспитывали как катарку, и я никогда не принимала их обетов.
— Но как же вы тогда оказались в компании двух старших перфекти, и почему любой из святых отцов христианства обвиняет вас в ереси?
Он повернулся к ней лицом, но руки от зубца не отпускал. Девушка смотрела куда-то в ночь, в темную тяжесть нависших над землею черных туч.
— Отец мой был родным братом дяди Кретьена, а по профессии — трубадур. Он служил у Ричарда Львиное Сердце в Акре, а потом последовал за ним в Аквитанию, Англию, Аутремер и снова в Англию. А мать моя была народной целительницей, хранительницей древней веры, она лечила раны отца, полученные им в Святой Земле.
— И она обладала тем же даром, что и вы?
— Не столь сильным, но все-таки… — Лицо Брижит погрустнело. — Порой дар — это тяжкое бремя. Ведь нам приходится видеть то, что не стоит открывать простым смертным. — Она тяжело вздохнула. — Всему, что касается врачевания, меня научила моя мать. Она показала мне, как правильно направлять целительную силу. После того как умер отец, мы покинули Англию, пересекли Узкое море и стали странствовать. Паломниками мы посетили все древние святые места, в том числе Карнак и Компостеллу, когда-то именовавшуюся Британтиум. В конце концов мы прибыли в Безье, чтобы поведать семье моего отца о том, что с ним случилось. Мы встретились с его братом Кретьеном, который уже был Совершенным катаром, и с его сыном Люком… К тому времени у них уже жил Матье.
Брижит закусила губу и нахмурила брови.
— Четыре года тому назад мою мать убили черные монахи. Матье тоже схватили и пытали, но он сбежал. — Когда она посмотрела на Рауля, в ее глазах блестели слезы. — Моя мать утверждала, что ее далекой прапрабабушкой была сама Мария Магдалина и что род ее восходит к самой Пресвятой деве. Римская церковь боится, что я объявлю об этом всему свету. Они хотят уничтожить меня за богохульство, за ту угрозу, что я для них представляю… У Матье есть письменное подтверждение моего кровного родства с христианскими святыми.
— Так вот почему он так волновался за свои свитки в Лаворе.
Она кивнула, воспользовавшись мгновенной передышкой, чтобы собраться с духом.
— По выражению вашего лица вижу, что вы не знаете, то ли поверить мне, то ли посчитать, что я опасно заблуждаюсь.
— Я никогда прежде не встречал такой, как вы, — прохрипел Рауль. Страх холодком пробежал по его спине, смешиваясь с влечением, которое он испытывал по отношению к Брижит. — А почему вы решили, что я самая подходящая компания для того, чтобы сопровождать вас в завтрашней поездке? Если б вы знали, о чем я сейчас думаю, вы бы не то что не попросили бы меня отправиться вместе с вами… Вы бы тотчас бежали отсюда куда глаза глядят.
— Ваше общество мне желанно, — прошептала она бархатным голосом, улыбнувшись Раулю сквозь слезы.
Ночь раскинула над ними свой черный полог. Сейчас они были совершенно одни на забрале крепостной стены. Стояла удивительная тишь. Рауль вспомнил того солдата в Лаворе, который отскочил как ошпаренный, едва коснувшись руками Брижит. Но он не ошибся. В ее тоне действительно чувствовалось приглашение. К тому же сейчас ему совершенно не хотелось уходить. Медленно, словно бы заставляя себя, Рауль оторвал ладонь от зубца стены и потянулся к Брижит, чтобы коснуться ее лица, а затем схватиться пальцами за густой тугой локон. Костяшки пальцев скользнули по ее груди, и вскоре его руки уже обнимали ее гибкий стан. Она стояла не шелохнувшись. Только глаза ее расширились, а дыхание стало учащенным. Он привлек ее к себе, и она с готовностью приняла его объятья, такая нежная, мягкая, отвечающая взаимностью. Тьма ночи стала тьмой творения, тела их переплелись, губы слились в поцелуе, пальцы на ощупь искали желанную плоть.
Он гладил ее тело, трогал, открывал неизведанное. Прислонившись к стене, Рауль, широко расставив ноги, вновь привлек Брижит к себе. Так легче было компенсировать разницу в их росте. Он вцепился руками в ее бедра и жадно припал губами к ее бархатной шее. Оттого, что теперь их разделяла только одежда, желание только обострилось. Где бы им теперь найти теплое местечко, чтобы уединиться? Может, на конюшне или в сараях? Но туда в любой момент может зайти кто угодно.
Прижимаясь к нему, Брижит тихонько постанывала. Рауль уже подумывал, а не разложить ли ее прямо здесь. О господи, даже во время своей первой брачной ночи он не испытывал настолько всепоглощающей страсти.
Рауль прижал ее к себе еще крепче, обхватив руками ягодицы и стал порывисто об нее тереться. Но тут послышался стук сапог взбиравшегося на стену стражника. Брижит попыталась высвободиться.
— Не здесь и не сейчас, — задыхаясь, прошептала она, вырвавшись из его рук с проворностью молодой рыси. Они смотрели друг на друга в тусклом свете затянутого облаками ночного неба.
Проглотив застрявший в горле комок, Рауль запустил пальцы в ее роскошные волосы.
— О господи… просто умираю, как мне тебя хочется, — сказал он с дрожью в голосе. Стражник уже был на подходе, и Монвалан мысленно его проклял. Рауля магнитом притягивали сверкавшие очи Брижит. Она сделала нерешительный шаг вперед, затем, когда он вновь потянулся к ней, отступила на два назад.
— Нет, подожди до завтра, — с придыханием зашептала она. — Это очень важно. Должна быть наиболее подходящая фаза Луны.
Брижит быстро поспешила прочь. Перед тем как исчезнуть в черном ведущем в башню проеме, она, оглянувшись через плечо, подарила ему ослепительную улыбку.
Рауль оперся на зубец и закрыл глаза. Он мог бы сейчас погнаться за ней, схватить ее за руку, упасть на колени, но гордость не давала ему этого сделать. Он уже было подумал, а не завалить ли ему служанку на сеновале, настолько ему сейчас хотелось женщину. Кстати, Фуа предложил ему одну милашку на такой случай, но в спешном скором акте было бы слишком мало красоты и очарования.
