— Тихо, — прикрикнул он, и девочки замолчали, опасаясь гнева отца.
Очень неохотно Эван помог Габриелю принести пианолу к нему в дом. Она оказалась такой тяжелой, что пришлось позвать на помощь Эдгара. Амелия стерла с инструмента пыль, повернула заводную ручку, и музыка наполнила маленький домик. Роза немедленно спросила, можно ли повернуть ручку, и Амелия позволила ей это сделать.
Мелодия называлась «О, мой папа». От этого мотива у Амелии почему-то выступили слезы. Она вытерла их. Вероятно, это были слезы радости оттого, что она снова слышит музыку.
Габриель подошел к девушке, взял тряпку из ее рук и уголком материи стер пятна золы с ее щек и носа. Он сделал это так трогательно, что Амелия не почувствовала никакой неловкости. Звуки мелодии наполняли ее сердце, и она не смогла удержаться, взяла Габриеля за руку и начала вальсировать с ним по комнате. Он чувствовал себя неловко, а она танцевала легко и грациозно, словно делала это каждый день. Эдгар захлопал в ладоши и широко улыбнулся.
Дети восторженно наблюдали за танцем, а затем все вместе тоже захлопали в ладоши.
— Где вы научились так танцевать? — спросил Габриель, когда остановился, чтобы отдышаться. — Это невероятно!
— Не знаю, но я люблю танцевать, — ответила Амелия.
— Вы прекрасно танцуете. — Габриель был поражен ее способностями.
— Без сомнения, — добавил Эдгар. — Я никогда не видел подобной грации.
Амелия зарделась, попыталась вспомнить, когда танцевала в последний раз. Но не смогла.
— Увидимся позже, — попрощался Эдгар. Он боялся, что жена заметит его отсутствие.
— Спасибо за помощь, — крикнула Амелия ему вслед.
Эван хранил молчание. Все перемены на его ферме после появления Амелии тревожили его.
— Покажешь мне, как танцевать? — спросила Сисси.
— Хорошо, — ответила Амелия. Она взяла ее за руки, положила одну руку на талию девочки. — Локоть вверх. Обычно подбородок нужно тоже приподнять, но пока ты можешь смотреть за движением моих ног и следовать за мной, — учила Амелия. — Раз, два, три. Раз, два, три.
Сисси неуклюже следовала за Амелией, но глаза девочки горели от удовольствия.
— Tresbon, Сесилия, — проговорила девушка, когда они вдвоем сделали круг по комнате.
— Что ты сказала? — не поняла Сисси.
Амелия ахнула и прикрыла рот рукой.
— Я сказала: «Очень хорошо, Сесилия». — Девушка смутилась, ведь она произнесла эту фразу по-французски.
— Вы только что говорили по-французски, — удивился Габриель.
— Действительно, — смутилась Амелия. Она не знала, почему так сказала.
— А как сказать… — Сесилия оглядела комнату. — Стол и стулья.
— Letableetleschaises, — ответила Амелия, почти не задумываясь.
Сесилия и Роза с восхищением повторили слова.
— А как будет море и небо? — допытывалась Бесс.
— Мегetdel, — ответила Амелия.
— А танец и музыка? — заинтересовалась Сесилия.
— Danseetmusique, — просияв, ответила Амелия. Она взяла листок бумаги и записала все по буквам, чтобы девочки видели разницу между английскими и французскими словами. Девочки увлеклись этим.
Внезапно Амелия поняла, что нашла ключ, как заинтересовать их учебой. Это очень обрадовало ее, и в то же время она задумалась, почему она так хорошо танцует, откуда знает и другие языки? Ответа она не находила.
— Откуда вы знаете французский? — спросил Амелию Габриель.
— Не имею понятия, — разволновалась она. Прошлое все еще было скрыто от Амелии. Она зажмурилась, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь, но безуспешно.
Эван больше не смог спокойно наблюдать за происходящим и, проворчав, что его ждет работа, удалился.
Габриель страдал, видя, как терзается от неизвестности девушка. Он обнял ее за плечи, желая ее утешить. Амелия была благодарна Габриелю за поддержку и теплоту. Рядом с ним она не чувствовала себя одинокой.
— Я тоже должен идти, — прошептал Габриель. Он нежно улыбнулся девушке.
— Спасибо вам большое за то, что одолжили нам механическое пианино, — поблагодарила Амелия.
— Не за что. Лучше пусть оно послужит, чем будит пылиться в кладовке.
Габриель был доволен, что доставил хоть немного радости этой девушке. Ее знание французского еще больше разожгло интерес Габриеля к ней.
— Где ты был? — спросила мужа Карлотта, когда он вошел в дом.
Эдгар очень удивился, ведь он отсутствовал совсем недолго, а она уже так разозлилась.
— Я помогал Эвану и Габриелю отнести пианолу на ферму.
Карлотта мылась, когда Эдгара попросили о помощи, поэтому она ничего не знала. Когда она заметила, что нет ни мужа, ни Габриеля, сразу заподозрила неладное.
— Пианолу! Где вы ее взяли?
— Она была в кладовке.
— Я ее не видела.
— Я тоже, она была накрыта одеялами. Габриель одолжил его Саре.
— Зачем это? — возмутилась Карлотта.
— Она и дети хотели послушать музыку. Теперь они отлично проводят время.
Карлотта могла не ходить на ферму, сгорая от зависти, или же отправиться туда и посмотреть, что там происходит. Итальянка решила пойти.
Следующие дни Амелия танцевала и пела французские песни с детьми. Габриель в это время написал два письма. Одно он направил мисс Амелии Дивайн в Хоуп-Коттедж, а другое — начальству тюрьмы на Ван-Демьенз-Лэнд. Карлотта ежедневно приходила на ферму, допрашивала Амелию, где та научилась танцевать и говорить по-французски. Много раз она намекала девушке, что у нее может быть семья, о которой она не помнит, и, вероятно, любовник, но Амелия не обращала на нее внимания. Она знала, что итальянка преследует свою цель, и это наверняка как-то связано с Габриелем.
Амелия не ходила к маяку, но Габриель навещал ее на ферме почти каждый день. Хотя Эван по большей части был занят делами вне дома, он все же заметил, что девочки стали счастливее, а Майло захотел проводить больше времени с Амелией. Изучая французский, девочки стали лучше знать и английскую грамматику, выучили больше слов и считали, что разговаривать на таком выразительном языке — treschic[2] . Карлотта предложила учить девочек итальянскому, но дети отказались, заявив, что им нравится, как звучат французские слова, особенно когда их произносит Амелия. Карлотта постаралась скрыть свое раздражение и обиду.
Амелия заметила, что, как только на ферму приходил Габриель, Карлотта появлялась вслед за ним. Итальянка явно следила за Габриелем, и казалось, что она не хочет, чтобы он проводил время с Амелией. Это раздражало Габриеля, который стал приходить на ферму более длинной дорогой, чтобы итальянка не знала, куда он направляется. Но уже через два дня Карлотта, увидев, что Габриеля нет ни дома, ни на маяке, шла на ферму. Габриель и Амелия поняли, что им никогда не удастся побыть наедине. Сначала Габриель считал это благом, так как его чувства к Амелии становились все нежнее и он не доверял себе, но потом он стал мечтать о том моменте, когда они смогут хоть несколько минут поговорить без свидетелей.
