– Осборн? – Гарет почувствовал, как у него закипает кровь. – С Антонией?
– Не смотрите на меня так, – пожал плечами Кембл. – Я просто предполагаю.
Но Гарет тоже хотел бы это знать. Он вспомнил сцену в гостиной в свой первый вечер пребывания в Селсдоне. Доктор держал руки Антонии и, как показалось Гарету, заглядывал ей в глаза, но с тех пор Гарет ничего не замечал.
– По-моему, вы ошибаетесь. Он ее доктор, а она…
– …сумасшедшая. Во всяком случае, так говорят в лакейской, – сообщил Кембл, освобождая Гарета от жилета.
– Я не желаю, чтобы это произносилось в моем присутствии. – Стиснув зубы, Гарет посмотрел на него. – И я рассчитаю любого, кто себе это позволит – включая вас, Кембл.
Несколько секунд Кембл молча смотрел на него, а потом отрывисто рассмеялся.
– И вернете меня обратно к безотрадной, монотонной городской жизни?
– Ладно, но она не сумасшедшая, – огрызнулся Гарет, вспомнив, что Кембл находился здесь не по собственной воле. – Значит, это сказал вам сегодня Осборн? Что еще вы вытянули из этого бедолаги?
– Раз уж вы об этом заговорили, то могу сказать, что визит оказался весьма интересным. – Кембл задумался ненадолго. – Не могу сказать, на самом ли деле он верит в невиновность герцогини или защищает ее.
– Возможно, то и другое, – буркнул Гарет, ощутив внезапную необъяснимую слабость.
С каждым днем он все меньше и меньше беспокоился о том, кто убил Уорнема, и все больше об Антонии. Осборн сказал, что временами она теряет связь с реальностью, – «неуравновешенное состояние», как характеризовал это доктор.
Однако в последние несколько дней Антония выглядела более собранной, и когда Гарет случайно сталкивался с ней в доме, то замечал, что она все время чем-то занята – пишет письма или расставляет цветы. Но однажды Гарет не мог уснуть и спустился в библиотеку. Там он увидел Антонию, которая в ночной рубашке сидела с довольно странным видом, и склонившуюся над ней Нелли, ее заботливую горничную. Заметив его, миссис Уотерс приложила палец к губам, и он ушел наверх, поняв, что у Антонии опять приступ лунатизма.
– Осборн говорит, что, по его мнению, герцогиня поправляется, – вмешался в мысли Гарета Кембл. – В последнее время ей требуется меньше лекарств. Кстати, я вспомнил… Когда я сегодня утром навещал его, он сидел в небольшой очаровательной гостиной.
– В голубой, в передней части дома, да? – Гарет протянул ему помятый шейный платок.
– И там я увидел портрет, – продолжил Кембл, не обращая внимания на вытянутую руку Гарета, – потрясающе красивой молодой женщины с темными волосами и темными глазами. Ее лицо показалось мне знакомым.
– Я плохо помню этот портрет. И кто же она?
– Осборн сказал, что это его мать, – ответил Кембл. – Миссис Уотерс тоже упомянула о ней, но немного позже. Я сразу понял, что портрет мне кого-то напоминает, но не мог связать его с каким-то конкретным именем.
– Теперь уже ясно, что это портрет миссис Осборн, – заметил Гарет.
– Когда я ее знал, она была Селеста де ла Круа, – сообщил Кембл, оставив без внимания сарказм Гарета. – Да, это она; я считаю, что не ошибся.
– И кто же такая Селеста де ла Круа? – заинтересовался Гарет.
– Господи, вы же торчали в Вест-Индии! И к тому же были еще очень молоды. Селеста де ла Круа была красавицей и любимицей Лондона, если говорить коротко, не вдаваясь в подробности.
– Куртизанкой?
– Верно. Ее благосклонности старались добиться все. Должно быть, она перебралась в эти края провести остаток дней в полном покое.
– Откуда вы все это знаете? – с подозрением спросил Гарет. – Вы же сами тогда были еще ребенком.
– Моя мать была куртизанкой. – Кембл прервал свои умозаключения и, снова вернувшись к активной деятельности, выхватил платок из руки Гарета. – Пожалуй, самой знаменитой в свое время.
– Ваша мать знала эту Селесту?
– У матери было достаточно скандальных друзей. – Кембл направился обратно в гостиную. – И среди прочих была и belle[3] Селеста. Но она была слишком красива, а мать не могла долго терпеть рядом с собой соперниц.
– Значит, Осборн – не настоящая фамилия доктора? – задал вопрос Гарет, прислонившись к дверям гардеробной.
– Почему? Может быть, и настоящая. Селеста – такая же француженка, как и вы.
Размышляя над этими словами, Гарет подошел к столику и налил в два бокала бренди.
– Есть еще что-нибудь, что я должен знать? – обратился он к Кемблу, протягивая ему бокал.
– Мне удалось, – Кембл постучал себя пальцем по щеке, – кое-что узнать о гостях, которых Уорнем принимал у себя в вечер убийства. Один из них – сэр Гарольд Хартселл, барристер, а другой – лорд Литтинг, бывший школьный приятель герцога, и он же племянник его первой жены. Колокольчик не зазвенел?
Лорд Литтинг… Гарет слишком хорошо его помнил.
– В детстве Литтинг часто проводил лето в Селсдоне, – ответил Гарет. – Герцогиня считала, что он оказывает благотворное влияние на Сирила. Но на самом деле он был настоящим забиякой. О барристере я никогда не слышал.
– Что ж, отлично! Похоже, они оба зануды. А теперь вернемся к слухам и сплетням…
– Боже правый, что еще вы разузнали за свои первые сорок восемь часов? – Гарет сел у камина и отхлебнул половину бренди.
– О, вы просто поразитесь! Взять хотя бы этого грубияна Меткаффа – он, между прочим, вас презирает. Вам это известно?
– Да. – Гарет крепко сжал в руке бокал. – Скажите мне – что вы сделали с его пальцами?
– Ах это! – Кембл сунул руку в карман. – В буфетной произошло небольшое недоразумение – он наткнулся на мою руку, на которой было вот это.
И Кембл показал Гарету тяжелую медную пластину с прорезанными в ней четырьмя отверстиями для пальцев. Он много повидал таких кастетов у моряков, пока был в их среде.
– Черт побери! – взорвался Гарет, едва не швырнув бокал. – Неужели он опять донимал эту несчастную кухонную служанку?! Да я сам переломаю ему все оставшиеся пальцы!
– О, до этого дело не дойдет, – успокоил его Кембл. – Итак, вам известно, чем вы заслужили неприязнь мистера Меткаффа?
– Понятия не имею, – бросил Гарет. – Но знаю, что он ненавидел меня еще до моего появления здесь, потому что я еврей.
– Да. – Кембл пожал плечами и убрал медяшку обратно в карман. – Но это лишь… одна из причин.
– Да? – Гарет с недоумением посмотрел на него. – А что еще?
– Ревность, – как само собой разумеющееся ответил Кембл. – Меткафф – незаконнорожденный ребенок старого герцога.
– Да не выдумывайте. – Гарет уставился на Кембла.
– А я не выдумываю, – возразил он. – Так говорит миссис Масбери. Но мне понадобилось два дня на то, чтобы вытащить это из нее. Герцог сделал ребенка одной из верхних служанок. Неужели миссис Готфрид никогда не слышала подобных разговоров?
