На заседаниях королевского совета молодой человек с трудом заставлял себя делать вид, что хотя бы немного интересуется происходящим. Король крайне редко присутствовал на подобных собраниях, ограничиваясь представлением письменных рекомендаций. Филипп II ревностно следил за тем, чтобы не попасть в зависимость к отдельным советникам, какие бы интриги они ни плели.
Врожденная замкнутость, не позволявшая ему понимать других людей, и религиозная фанатичность были основными недостатками государя. Энрике давно это понял и разочаровался в испанской монархии.
Несмотря на то что молодой дворянин дал себе слово не общаться с людьми не своего круга, однажды Энрике, проезжая по одной из улиц Мадрида, остановил карету и окликнул по имени некоего прохожего.
Тот обернулся не сразу, словно плохо слышал или был погружен в свои мысли.
– Алваро! – повторил Энрике. – Куда ты подевался? Я же сказал, что ты можешь приезжать в мое имение сколько душе угодно. Мечта скучает по тебе.
В следующую секунду молодой человек вспомнил слова своего слуги Хосе: «Сеньор, вы говорите, он спас вам жизнь, а мне показалось, что он смотрел на вас так, словно хотел убить».
Да, этот человек будто решал, уничтожить собеседника или помиловать его. Мгновение спустя мускулы его лица расслабились – по-видимому, он решил, что Энрике может жить.
Он слегка поклонился, вежливо, но без свойственного простолюдинам подобострастия.
– Здравствуйте, сеньор.
Энрике заставил себя улыбнуться.
– Где ты пропадал?
– У меня было неотложное дело.
– Какое именно?
– Такое, в котором вы можете мне помочь.
Энрике едва не расхохотался. Этот парень его забавлял и одновременно заставлял проявлять интерес.
– Вот как? Говори.
Ниол задумался. Он не знал, как поступить. Они с Паолой побывали у ворот мадридской тюрьмы, и их прогнали прочь. «Мы не вправе давать никаких сведений о заключенных даже их родственникам» – таков был ответ. Паола написала письмо начальнику тюрьмы, но он не ответил ей. Можно было подать прошение королю, однако многочисленные просьбы простого люда рассматривались годами. Был нужен кто-то влиятельный и знатный, чью просьбу не смогли бы отклонить.
– Мне необходимо достать план мадридской тюрьмы и сведения об одном из ее заключенных.
Лицо Энрике сделалось серьезным.
– Зачем?
– Чтобы его освободить.
Молодой человек распахнул дверцу кареты.
– Садись.
Ниол скользнул внутрь и без малейшего смущения опустился на обтянутое бархатом сиденье.
– Его зовут Мануэль Фернандес. Он дворянин.
– Зачем тебе его освобождать?
– Когда-то он спас мне жизнь.
То была ложь, но Ниол не видел иного выхода.
– Ты намерен сделать это один?
– Да.
– А если тебя схватят?
Юноша пожал плечами.
– Надеюсь, что этого не произойдет. Главное – убедиться в том, что этот человек жив.
– Хорошо, я сделаю это для тебя, – сказал Энрике.
– Где и когда мы встретимся?
– В моем имении, через две недели. Заодно повидаешься с Мечтой.
Это было большим искушением, однако Ниол ответил:
– Лучше на этом месте.
Затем он открыл дверцу и выпрыгнул на мостовую. Энрике невольно покачал головой. Никогда не знаешь, чего ждать от этого парня!
Он пустил в ход свои связи и через две недели, как и было условлено, передал юноше бумаги.
Они встретились на Пласа Санта-Ана, где в те времена нередко проводились театральные представления. Несмотря на все запреты, здесь продавались различные сладости, засахаренные каштаны, кедровые орехи, анисовый ликер и вино. В ожидании юноши Энрике взял стаканчик кислого вина и принялся наблюдать за незамысловатой игрой актеров.
Как бы то ни было, все истории на свете посвящены скоротечности земного существования и борьбе между инстинктом самосохранения и стремлением к свободе. И везде неизменно присутствует любовная история, ибо любовь есть основа всего, именно она заставляет жить или умирать, впадать в пучину бездействия или рваться вперед.
Когда Алваро пришел, Энрике протянул ему бумагу и сказал:
– Мануэль Фернандес содержится в тюрьме вот уже десять лет. Он осужден на двадцать, хотя и обвиняется не в убийстве, а только в покушении на жизнь человека. Кем был этот человек, мне не удалось выяснить. Заключенный несколько лет подряд подавал прошения королю, но они не рассматривались. Смею предположить, что к этому приложил руку некто достаточно влиятельный.
Увидев, как Ниол жадно пробежал глазами бумагу, молодой человек с удивлением произнес:
– Ты умеешь читать?!
Юноша поднял взор и ответил:
– Да, читать и писать. Еще я знаю, кто такие Аристотель и святой Фома, но это не относится к делу. Я благодарен вам. Если верить плану, камера Мануэля Фернандеса расположена очень удачно – под самой крышей. Это упрощает дело.
– Я желаю тебе удачи! – только и решился сказать Энрике.
Несмотря на все безрассудство этого странного человека, молодой дворянин понимал, что тот прав. Не существовало почти никакой возможности освободить заключенного законным путем. Угодив в подвалы инквизиции, люди исчезали навсегда, лишаясь права на защиту и оправдание. Признания, которые были вырваны под пыткой, становились основанием для суровых приговоров, не подлежавших обжалованию. Процессы дознания и суда были строжайше засекречены.
Днем позже к мадридской тюрьме подошла Паола. Девушка была очень скромно одета и держала в руках корзинку с провизией. В хлеб, который испекла Хелки, молодые люди спрятали небольшую пилку. Накануне вечером они обсуждали этот вопрос. Ниол утверждал, что все передачи для заключенных строго проверяются: если охранники обнаружат орудие освобождения, Мануэля ожидает суровое наказание. Паола была очень взволнована и едва не плакала. Поглядев на нее, Хелки сказала, что обратится с просьбой к духам своего племени и стража ничего не найдет.
В ответном взоре Паолы читалось неверие, и Ниол сказал:
– Моя мать умеет подчинять себе то, что невозможно увидеть наяву, – мир теней, призраков, снов.
– Она колдунья? – прошептала девушка, глядя, как индианка что-то вполголоса произносит на своем языке.
– Она родилась дочерью вождя племени, и в ней до сих пор сохранилась часть его силы. Для христиан вера – это нечто возвышенное, тогда как для индейцев она связана с заботами повседневной жизни. Потому едва ли это можно назвать колдовством.
– Почему прежде она не использовала эту силу?
Ниол ответил на ее вопрос так же, как когда-то ответила его мать:
– Потому что не пришло время.
Когда Паола обратилась к охраннику с просьбой, тот с ворчанием переворошил корзинку, забрал себе мясо, сыр и вино, но хлеб не тронул. Его напарник задал ему вопрос по поводу передачи, на что он махнул рукой и ответил:
