Мора признала, что Йен вышел победителем из битвы умов, и поэтому не спеша отступила в сторону, наградив его напоследок своей известной насмешливой улыбкой, которая предназначалась скорее даже не для него, а для его избранницы.
И ожидаемый эффект был достигнут. Никакая словесная дуэль не могла лучше подчеркнуть разницу между блеклой невестой и блистательной экс-любовницей. Уверенность, которую придал Бьянке поцелуй жениха, мгновенно улетучилась. С каждым вздохом она чувствовала себя все ничтожнее и безобразнее, проклиная грязновато-серый оттенок своих глаз и невыразительные формы тела. Однако собравшиеся, казалось, не замечали этого и продолжали приветствовать счастливую чету, выказывая не только подобающее уважение, но и явную благорасположенность. Бьянка предполагала, что добродушие гостей объясняется всего лишь жалостью к ней, и все же была им благодарна. К тому моменту когда они с Йеном благополучно спустились в бальную залу и повели пары в первом танце, Бьянка, не уловив чутким ухом ни единого злобного шепотка относительно своего сходства с неуклюжей коровой, вновь обрела крепость духа и почувствовала себя готовой к выполнению первой задачи, которую определила для себя.
С тех пор как Йен сделал ее пленницей в этом доме Бьянка решила ухватиться за возможность, которую предоставлял бал, чтобы осторожно переговорить со всеми мужчинами, опознанными Туллией как возможные кандидаты на роль жениха Изабеллы. Она заметила Брунальдо Бартолини, стоявшего у фонтана со своей сестрой-близняшкой, и хотела было подойти к этой неотразимо красивой паре, но смутилась, не желая нарушать очевидную конфиденциальность их беседы. Ходили слухи, что их отношения были более близкими, чем принятые между братом и сестрой. И это неудивительно, поскольку немногие могли сравниться с ними в красоте. Продолжив свои наблюдения, она увидела Лодовико Террено и собиралась уже подойти к нему, когда чья-то рука легла ей на плечо и заставила обернуться.
Маленькие, глубоко посаженные карие глаза, гладко зачесанные назад черные волосы и тоненький голосок не мешали Джулио Креши считать себя неотразимым красавцем, которому ни к чему обременять себя галантным обхождением с дамами, чтобы добиться их расположения.
— Потанцуйте со мной, синьорина, — скорее приказал, чем попросил он. Бьянка почувствовала, как ее бесцеремонно волокут по паркету в центр зала. При других обстоятельствах она бы вырвалась и, презрительно смерив его взглядом, отошла в сторону, но поскольку Джулио входил в число тех, с кем она хотела поговорить, ей пришлось смириться. То сходясь, то расходясь в танце, они едва успевали перекинуться парой слов, и Бьянка поняла, что для серьезного разговора понадобится встреча тет-а-тет.
Притворившись уставшей, она попросила Джулио проводить ее к скамейке, но тут же пожалела об этом, поскольку он неверно трактовал ее намерения. Однако ей все же удалось задать ему несколько вопросов, ответы на которые, впрочем, ее нисколько не удовлетворили. Джулио осыпал ее бездарными скабрезными каламбурами, которые казались еще отвратительнее из-за его странной привычки самому проговаривать ключевые слова, обнаруживая их двойственный смысл. Это полностью исключало возможность для Бьянки притвориться, что она его не понимает.
В ответ на ее вопрос, есть ли у него загородные дома, он понимающе улыбнулся:
— Изыскиваете пути, как вывернуться из-под Йена? Вывернуться из-под или ввернуться под?
Когда она поинтересовалась, как он относится к Арборетти, он удивленно приподнял брови и заявил, что его больше интересует собственное древо, и тут же предложил ей посодействовать его росту и буйному цветению.
Стоило ей завести речь о его отношении к цветам, как Джулио немедленно предложил поиграть с ее лепестками, чтобы они порозовели. Бьянка, пренебрегая всеми правилами приличия, попросту сбежала от него.
Хотя остальные ее собеседники были не такими навязчивыми, общение с ними оказалось столь же безрезультатным. Бьянка узнала, что Франческино продали свои поместья на озере Комо, что у Лодовико Террено интересная коллекция лекарственных растений, что Брунальдо Бартолини разводит пчел и что все они без исключения уважают и любят семью Арборетти. То, каким тоном Брунальдо произносил имя Йена, заставило Бьянку предположить, что особенной дружбы между ними нет, однако Брунальдо отказался признать это, несмотря на все ее изощренные попытки склонить его к откровенности. В итоге она так ничего и не узнала, кроме того, насколько утомительно говорить с людьми на серьезные темы средь шумного бала.
Разговор Йена с синьорой Вальдоне получился столь же нерезультативным, но куда более вызывающим. Лукреция — она настояла, чтобы он называл ее по имени — не походила на своего мужа ни статью, ни пропорциональным сложением. Она откликнулась на предложение Йена потанцевать восторженным визгом и так отчаянно захлопала ресницами, что он испугался, не хватит ли ее удар, однако скоро выяснилось, что это ее норма поведения. Кроме того, она предпочитала не интересоваться любовными подвигами мужа, а совершать свои собственные. Когда она сделала первую попытку соблазнить Йена, он слегка удивился, но уже третий ее намек, сопровождаемый красноречивыми жестами, воспринял спокойно, как то, к чему давно привык. Ему удалось ретироваться, когда внимание дамы переключилось на юного пажа. Йен отметил про себя, что не преминет наградить юношу за свое избавление, если, конечно, Лукреция выпустит его живым из своих цепких коготков.
Праздничная ночь продолжалась, гости и павлины ели, пили и танцевали до изнеможения. По чистой случайности Бьянка стала свидетельницей того, как кузен Йена Себастьян преподавал Сесилии Приули урок хиромантии, уединившись с ней. Когда Бьянка, осторожно ступая, ретировалась, ее поймала кузина Аналинда, которая, удостоившись двух комплиментов от Криспина, теперь вцепилась в нее, чтобы поделиться радостными перспективами возобновления любовных отношений. Тристан довольно успешно ухаживал за Катариной Нонте, хотя и под неусыпным присмотром ее мрачного, державшегося чересчур покровительственно брата Эмилио. Глядя на них, Бьянка задумалась о своем брате: где он, что с ним, неужели он убийца?
Последняя мысль вызвала в ней бурю чувств, которые она с трудом контролировала из-за нечеловеческой усталости. Бьянка извинилась перед дамами, собравшимися в кружок, чтобы еще раз поздравить ее с радостным событием, и украдкой проскользнула к себе в комнату, чтобы передохнуть в одиночестве. Проходя через гостиную к спальне, она услышала, как за спиной у нее хлопнула дверь и чей-то приятный женский голос окликнул ее по имени.
