– Мне очень не хочется покидать вас всех, – сказал Дадли, включая в свое учтивое придворное извинение и Скоттов, а потом покачал головой. – Увы, я должен ехать. Я с великим удовольствием остался бы, если бы мог, но сегодня ночью вдруг проснулся с мыслью о том, что не распорядился насчет барок! После вручения ордена Подвязки задумано грандиозное празднество на воде. Заказ барок лежит на мне. Если я не сделаю это немедленно, торжества могут сорваться. Хорошо, что я вовремя вспомнил и еще успею отдать распоряжения.
– Но если тебе нужно всего лишь заказать какие-то барки, это можно сделать и в письме, – не унималась Эми – Напишешь все, что нужно, а слуга отвезет письмо.
Роберт снова заставил себя улыбнуться, любезно, но с оттенком снисходительности. Эми рассуждала как глуповатая норфолкская фермерша. Ему даже стало стыдно перед Скоттами.
– Письмами такие дела не делаются, – сказал он. – Я должен отдать устные распоряжения. Нужно еще раз проверить, сколько барок понадобится, какое количество гребцов необходимо для каждой из них. Это же будет не просто катание по реке, а пышное празднество. Отдельная барка понадобится для музыкантов. Еще столько хлопот. Как я вчера мог забыть?
– Может, и мне поехать с тобой? – робко предложила Эми. – Я делала бы все, что ты скажешь.
Роберт встал из-за стола. Прилипчивость Эми уже не раздражала, а бесила его.
– Дорогая, было бы жестоко вовлекать в мои дела еще и тебя, – сказал он тоном заботливого мужа. – Кстати, разве ты забыла о своем деле? Оно куда важнее. Вспомнила? Ты обещала, что обязательно сделаешь это для меня. Для нас.
– Конечно! – воскликнула Эми, и на ее лице мгновенно вспыхнула улыбка.
– Я прошу тебя заняться этим как можно быстрее. А сейчас я должен всех вас покинуть. Эми, обязательно расскажи нашим друзьям о моем поручении.
Роберт поспешно вышел, лишив жену возможности снова пристать к нему с мольбами и уговорами. На конюшне слуги уже седлали лошадей. Он опытным взглядом скользнул по ним. Молодцы, быстро управились. Дадли славился тем, что его сопровождающие отличались расторопностью хорошо обученных солдат, готовых выполнить любой приказ командира.
– Дорогой Ральф, хочу поблагодарить тебя и Франсес за гостеприимство, – сказал он, обращаясь к мистеру Скотту. – Знаю, что пребывание моей жены у вас не требует благодарности, поскольку вы любите ее не меньше моего и всегда рады видеть у себя.
– Вы правы, сэр Роберт. Эми всегда желанная гостья у нас, а ваше пребывание, даже краткое, – большая честь. – Мистер Скотт лучезарно заулыбался. – Вы позволите перед отъездом обратиться к вам с незначительной просьбой?
– С какой?
Ральф отвел его в сторону и пояснил:
– У меня возникли трудности с возвратом долга одного антверпенского купца. Представляете, сэр Роберт? Он написал долговое обязательство, но не платит. Мне не хотелось бы впутывать в это дело магистрат. Есть… некоторые сложности, которые лишь затуманят их простые умы. Мой должник об этом знает и пользуется как преимуществом, не желая рассчитываться.
Роберт сразу догадался, что к чему. Скорее всего, Ральф ссудил некоему антверпенскому купцу деньги под незаконно высокий процент и теперь тот отказывался платить долг, зная, что никакой лондонский коммерсант, дорожащий своей репутацией, не захочет сообщать властям, что решил нажиться и давал взаймы под запретные двадцать пять процентов.
– Какова общая сумма долга? – осведомился Роберт.
– Для такого влиятельного человека, как вы, – сущий пустяк. Всего триста фунтов. Но для меня это большие деньги.
Роберт кивнул. Не так уж давно и для него триста фунтов были просто громадной суммой.
– Можешь написать в Антверпен сэру Томасу Грэшему. Объяснишь ему, что ты – родственник моей жены. Мол, я прошу его посодействовать тебе в этом деле. Напиши, что он меня очень обяжет, оказав тебе помощь. Потом дашь мне знать насчет его решения.
– Я бесконечно вам признателен, сэр Роберт, – расплываясь в улыбке, сказал Ральф Скотт.
– Всегда рад помочь тем, что в моих силах.
Роберт отвесил церемонный поклон, после чего поцеловал Франсес и только потом подошел к Эми.
Она не скрывала своей печали. Лицо женщины было бледным, похолодевшие пальцы дрожали в его теплых руках. Эми пыталась улыбаться, однако ее глаза были полны слез.
Роберт наклонился и поцеловал жену в губы, ощутив их печальный изгиб. Ночью, лежа под ним, она улыбалась его поцелуям, обнимала, обвивала ногами и шептала его имя. Тогда ее поцелуи были ему приятны и даже сладостны. Но это было ночью.
– Что ты так печалишься, Эми? – сказал он, снова нагнулся и прошептал ей на ухо: – Я же не на войну еду. Мне очень не нравится видеть тебя грустной.
– Мне тоже не нравится видеть тебя раз в год, – прошептала она в ответ. – Неужели ты не можешь задержаться? Прошу тебя, побудь со мной хотя бы до обеда…
– Я должен ехать, – сказал Роберт, обнимая ее.
– Торопишься прочь отсюда, к другой женщине? – упрекнула мужа Эми.
Она прошептала это ему на ухо, но ярость, внезапно вспыхнувшая в ней, превратила фразу в змеиное шипение.
Роберт Дадли мягко отстранил ее, хотя предпочел бы оттолкнуть, и сказал:
– Нет, конечно. Я же все тебе объяснил. Улыбнись мне на дорогу! Наша семья вновь приобретает вес и влияние. Прошу тебя, порадуйся за меня и проводи с улыбкой.
– Поклянись мне честью своей матери, что у тебя больше никого нет.
Дадли даже поморщился – до того напыщенными были слова, произнесенные Эми.
Потом он быстро превратил гримасу в улыбку и сказал:
– Клянусь, дорогая. А теперь – улыбнись мне.
Эми попыталась улыбнуться дрожащими губами и солгала:
– Я так счастлива. Я радуюсь твоему успеху и тому, что у нас наконец-то будет дом. – Тут ее голос дрогнул. – Если ты клянешься, что оставался мне верен…
– Ты еще сомневаешься? Сама посуди, зачем тогда я стал бы говорить о нашем доме? Недели через две, может, позже, я навещу тебя у Хайдов в Денчворте. Я напишу миссис Оддингселл.
– Нет, напиши мне, – потребовала Эми. – Я так люблю получать письма от тебя.
Роберт слегка обнял ее и пообещал так, как взрослые сулят что-то ребенку, только бы он перестал капризничать:
– Хорошо. Я напишу тебе письмо и запечатаю. Никто его не прочтет, кроме тебя. Ты сама сломаешь печать.
– Нет, я еще не сломала ни одной твоей печати. Я осторожно снимаю их с листа и складываю в шкатулку для украшений. Там у меня хранятся печати всех-всех твоих писем.
Такой глупости Роберт от жены не ожидал. Что вздумала – хранить восковые печати с его писем! Он спешно сбежал по ступеням крыльца и вскочил на лошадь. Прежде чем тронуть поводья и поскакать прочь отсюда, он церемонно взмахнул шляпой.
