– Джон Дайтон!
Он нехотя замедлил шаги.
– Если не ошибаюсь, вас следует теперь именовать «сэр». Не припомню, чтобы вы представлялись Филипу Майсгрейву как рыцарь, когда под видом простого наемника явились в Нейуорт.
Джон поежился под ее взглядом. Ему казалось, что глаза Анны светятся, как у кошки. А тут еще и Ротерхэм, словно очнувшись, обратил внимание на происходящее.
– Миледи, что вас так удивило? Сэр Джон Дайтон уже давно состоит в звании рыцаря, и его замок находится среди Кливлендских пустошей…
– Вот как? – перебила прелата Анна. – Что же тогда заставляло достойного рыцаря скрывать свой титул и бродить по дорогам Мидл Марчеза в качестве простого наемника?
Последние слова она произнесла с гневным нажимом.
Дайтон перевел взгляд с Анны на Ротерхэма и обратно. «Черт бы побрал этого болтливого попа!» – с досадой подумал он, вслух же сказал, что его дела не всегда шли хорошо, ему приходилось и наниматься, что не соответствовало рыцарскому званию, и… Дайтон не был мастером говорить речи, он стал сбиваться и вздохнул почти с облегчением, когда Анна, так и не получив вразумительного ответа, решила отпустить его.
– Странных людей порой возвышает мой супруг, – молвила она немного спустя, обращаясь то ли к себе, то ли к его преосвященству.
Однако Ротерхэм с готовностью поддержал ее.
– Этого Дайтона вообще мало кто переносит. Но Ричарду Глостеру… Знаете, миледи, у него всегда имелись свои тайны.
Последние слова он произнес непонятным тоном, и, как показалось Анне, в его глазах мелькнуло сочувствие.
Однако Анна не хотела сейчас забивать себе голову всеми этими подозрениями. Она жена Глостера – и не должна думать дурно о муже. И тем не менее… В глубине души Анна боялась признаться себе, что есть в Ричарде нечто такое, что по-прежнему пугает ее. В милом кузене Ричарде, который столько для нее сделал, который так ее добивался… Удивительно, что Ричард оставил именно Дайтона ее стражем, хотя она неоднократно говорила ему о своей неприязни к этому человеку… К человеку, оставшемуся жить, когда погиб ее Фил…
На следующий день она получила послание из Лондона от супруга, а также множество подарков от знатных особ, сожалевших, что они не смогли присутствовать на бракосочетании второй по знатности четы Англии.
Ричард писал на арабской бумаге, и Анне непривычно было держать в руках столь тонкий и хрупкий лист. Почерк герцога был мелким, но отчетливым. Анна быстро пробежала послание, ища сообщений о Кэтрин.
«Ваша дочь пребывает в добром здравии и весьма весела. Она и мой сын Джон Глостер были представлены королю и королеве, и им оказаны всяческие милости. Они участвовали в катании по реке с детьми короля, и Кэтрин удостоилась благосклонности принцессы Сесилии».
Анна испытала радость. Ее дочь вошла в королевскую семью! Исполнилась мечта ее девочки! Анна улыбнулась, но уже в следующий момент вновь жадно пробежала строки послания, ища, под каким же именем была представлена Кэтрин ко двору. Знает ли Эдуард, что это дитя – дочь человека, которого он столько раз называл своим другом, или по-прежнему ее рождение держится в тайне? Не найдя пояснений, Анна вновь перечла письмо. Ричард прежде всего сообщал, что тотчас же после похорон Джорджа вернул себе великое чемберленство Англии, стал сенешалем герцогства Ланкастерского и получил пожизненно должность шерифа Кемберленда, то есть обрел право распоряжаться всеми северными владениями герцога Кларенса. О подробностях смерти брата Ричард писал скупо. Сам король впал в отчаяние от скорби, однако в Лондоне упорно держатся слухи, что именно по его повелению утопили Джорджа. Анну шокировало это известие, а главное, по его тону угадывалось, что Ричард желает, чтобы все в него поверили. Хотя, что говорить, Джордж так долго сеял смуту в Англии, что терпение Эдуарда могло и иссякнуть.
Завершалось послание нежнейшими уверениями в любви и почтении, а также сообщением, что герцог намерен вернуться в начале апреля.
Стремясь узнать еще хоть что-либо о дочери, Анна велела привести посланца герцога. Однако она была неприятно поражена, узнав, что им был сэр Роберт Рэтклиф, тот самый человек, который арестовал ее, когда она спешила к отцу, чтобы сообщить об измене Джорджа*. Он же был ее тюремщиком в замке Хэмбли.
Теперь же Роберт Рэтклиф склонился перед Анной со всей учтивостью, и она, стараясь скрыть неприязнь, заговорила с ним о Лондоне, осведомилась, не просил ли герцог передать ей что-либо на словах, и, получив отрицательный ответ, стала расспрашивать о Кэтрин. Рэтклиф отвечал нехотя, по сути повторил то же, о чем говорилось в послании. Да, мисс Кэтрин окружена всеобщей заботой и вниманием. Она, как и Джон Глостер, живет в Байнард-Кастле, едва ли не каждый день оба посещают Вестминстер, где проводят время с детьми королевской четы. Их представили как Кэтрин и Джона Глостеров. Насколько он может судить, девочка здорова и весела.
Новое имя! Анну это обеспокоило, но возразить было нечего. Возможно, Ричард, этот интриган и ловкий царедворец – Анна, как дочь Делателя Королей, понимала, что без этих качеств не ужиться в мире власть имущих, – лучше знал, как следует поступить, чтобы ее дочь заняла достойное положение.
Остаток дня Анна занималась подарками и сама не заметила, как развеселилась. Казалось, все самые знатные люди королевства направили ей свои изъявления почтения. От королевской четы она получила доставленный из далекой Бухары громадный ковер с мягчайшим ворсом, пламенеющий багровыми и золотыми цветами, словно сокровище волшебной пещеры из восточных сказок. Братья королевы прислали двух прекрасных берберийских охотничьих кречетов и кривоногого карлика с живыми лукавыми глазами. Чета Гастингс подарила Анне изящный малахитовый сундучок с несколькими выдвижными ящичками и принадлежностями для шитья. Лорд Стэнли, давний друг Анны, восхитил ее, прислав удивительно красивую шахматную доску: сама доска была изготовлена из яшмы и халцедона и отделана серебром и жемчугом, а фигуры изображали королей, королев, епископов, всадников и лучников и были искусно выточены из слоновой кости и черного дерева. Пришел подарок и от сестры герцога Ричарда – вдовствующей герцогини Бургундской Маргариты – изысканные четки из янтаря, какие умели делать только в Брюгге, во Фландрии, а также миниатюрный молитвенник от давнишнего врага Анны, Джона Мортона, ныне всеми уважаемого епископа Илийского. Были и другие подношения от лиц, имена которых Анна едва могла вспомнить, а некоторых не знала вовсе. Но самый дорогой подарок прислал Генри Стаффорд, герцог Бекингем. В плоском футляре из шагреневой кожи с золотым тиснением, воспроизводящим его монограмму, лежало сказочной красоты изумрудное ожерелье. Три ряда каплевидных светло-зеленых камней идеальной огранки и чистейшей воды были скреплены плоскими золотыми цепочками и на матовом бархате выглядели словно таинственное сокровище феи лесов. Анне еще не доводилось видеть подобного великолепия. Она едва решилась прикоснуться к ожерелью. Изумруды… Цвет ее глаз.
