Часть третья
НОЧНЫЕ ОБЕЩАНИЯ
«Обещания, данные ночью, ни к чему не обязывают днем».
Арабская пословица
Касба Аит Бибаван выглядела маловнушительно по сравнению с силой, пришедшей против нее. Закончились весенние дожди. Ущелье и крутые склоны гор стали ярко-зелеными от молодой листвы олив, аргана и дуба, и золотыми от цветов акации. Хотя почти вся дорога была еще покрыта грязью, от нее уже поднимался густой запах Африки.
Дик расположил основную армию прямо перед касбой, вдоль дороги на Марракеш, послав вперед агентов-провокаторов, шепотом сообщавших о том, что сила его не так уж и велика, что его вполне может одолеть вождь, чьи симпатии принадлежат противоположному лагерю. Согласно его указаниям атакующие беспорядочно прыгали и метались, выказывая всяческое замешательство, словно всего лишь намеревались усилить гарнизон Таруданта, и сопротивление, оказанное им в таком глухом месте, совершенно их деморализовало. Пока защитники Бибаван потешались над беспорядком на фронте, Дик провел одно крыло за их спины, через восточный проход Амизмиз, а рыжий Майк Маллиган — эль-Ахмар с огненной бородой — двинулся через Танаут во главе другого. В тылу у веселящихся осажденных они захлопнули челюсти капкана — и мятежное племя пало.
После этого Дик с нетерпением начал ожидать подхода армии, обещанной Исмаилом, потому что с горсткой людей, находящейся под его командованием, не решился бы пробиваться ни через узкие скалистые проходы на верхних склонах, ни через лесные заросли на флангах у подножия гор, а тем более продвигаться в глубину враждебной территории навстречу сильно превосходящим войскам противника. Дни проходили и сложились в неделю. Неделя превратилась в две, потом в три, потом в четыре. Первоначальные надежды Дика уступили место нетерпению, нетерпение сменилось раздражением, раздражение переросло в бессильный гнев. Все надежды на внезапность померцали и угасли в течение первой недели, а к концу второй Дик, понял, что все его расчеты рухнули.
Прошло немногим больше четырех недель, прежде чем мощная армия протиснулась, наконец, через горный проход, и, даже разъяренный, Дик не мог не признать, что Исмаил умел держать слово; он прислал отлично вооруженную, полностью снаряженную, превосходной выучки армию почти в сто тысяч бойцов! Кроме того, другая армия, чуть поменьше, спускалась через Тагундафт, чтобы соединиться с ними перед Тарудантом.
Вместе с армией пришли верблюды, навьюченные шатрами с домочадцами Дика: женами, наложницами, детьми и рабами. Прибыло и все его имущество — под присмотром сурового и насупленного Лерона Сола. Ясно было, что Исмаил не ожидает закончить кампанию немедленно. Но Дик был рад видеть свое семейство и Азизу во главе дома; как бы то ни было, она по традиции и по распоряжению своего повелителя оставалась в его отсутствие править хозяйством.
Как только обширная армия подтянулась, Дик снова приказал выступать. Они двигались к цели через крутые, скалистые проходы, вокруг которых высились черные вершины, увенчанные шапками белых снегов. Во главе шли сильные передовые отряды, фланги охранялись с обеих сторон — тем самым исключалась возможность внезапного нападения, — усиленный арьергард замыкал колонну. Армия растянулась, словно гигантская змея, извивающаяся между скалами. Им понадобилось два дня, чтобы добраться до дубрав и кедровых лесов, растущих на более пологих склонах. Еще через четыре дня воины увидели простирающиеся на многие мили зеленые заросли финиковых пальм, окружающие Тарудант.
В этот последний день огнцы из верхней армии встретились с Диком и доложили, что подкрепление уже достигло Бер Рахила и имело стычку с племенами по дороге из Тифнута, взяв Тафелнут и помешав неприятелю соединиться с защитниками Таруданта. Командир доложил, что войска встретятся на следующий день и армия тогда будет почти в сто пятьдесят тысяч человек!
Дик решил, что в Таруданте тоже, несомненно, уже знают эту новость. Тем не менее, он не позволил ложному чувству безопасности убаюкать себя и на следующее утро двинулся вперед, готовый ко всему. Армия достигла серо-зеленых оливковых зарослей, окаймлявших густые пальмовые сады, и развернулась веером. Стремительные батальоны кавалерии разведывали положение впереди и на флангах, а основная масса войск двигалась десятком широких колонн прямо через сердце огромного оазиса.
За деревьями замаячили крыши и минареты, потрепанные годами стены и укрепления города. А затем воины внезапно оказались на широком пыльном утоптанном пространстве наподобие огромного плац-парада в добрых полумили шириной, тянувшемся вокруг внешних стен. Здесь уже встали лагерем части, спустившиеся с холмов, и Дик и его офицеры могли видеть их строй до самых Баб Хамис — ворот, от которых извилистая дорога уходила в горы по направлению к Марракешу.
Казалось, что войск у неприятеля почти столько же, и Дик почувствовал легкий трепет от предвкушения боя, всегда посещавший его в таких обстоятельствах. Но на сей раз боя не было — ни одной атаки. Из рядов выехала небольшая группа людей, одетых в белое, и быстро двинулась к ним, сохраняя достоинство и протягивая руки в знак мирных намерений. Дик ждал и, пока они приближались, узнал некоторых. Глауи, гундафи и каида М'Туга он прежде видел в Мекнесе; были и другие: каид Хавара, Аит бу-Амрам и шейх Байрук — с ним он познакомился позже. Глауи говорил от лица всех. Он поклонился в седле, но, как отметил Дик, спешиваться не стал.
— Добро пожаловать, йа сиди Хасан эс-Саид! Наши посланцы сообщили нам, будто ты прибыл сюда, чтобы править здесь как паша Суса, халиф султана. Мы питаем надежды, что ты пришел с миром.
— Мир и тебе, Глауи, — Дик скосил глаз на выстроенные харка, — если твое сердце наполнено миром, хотя должен заметить, что люди, которых ты с собой привел, выглядят весьма воинственно.
Глауи вспыхнул, но промолчал.
— Где Зайдан? — спросил Дик.
— Его здесь нет, йа сиди. Он в Агадире — по крайней мере, так нам сказали.
— В Агадире?
Этого Дик не ожидал. Стало быть, он услышал об их приближении и сбежал? Не похоже на Зайдана.
— Да, господин мой Хасан, — настаивал Глауи. — Он уехал больше лунного месяца назад, и с тех пор мы ничего не слыхали о нем!
Дик нахмурился, решив, что за этим стоит нечто большее, чем сказано, и резко сменил тему.
— В этом году вы не послали в Мекнес налоги и Дань — ни ты, Глауи, ни один каид из Суса и из более южных мест.
