— Ты смеешься надо мной?
— Совсем чуть-чуть, уверяю тебя.
— Пенелопа спрашивала обо мне?
— Конечно. Она уже написала тебе письмо, приглашая приехать завтра днем. — Блейк сунул руку в карман, достал маленький конверт и протянул его Каролине.
— Вот это действительно здорово! — воскликнула она.
— На твоем месте я бы тоже не жаловался. Во всяком случае, это означает, что ты сможешь покинуть место своего заключения.
Каролину начали раздражать его насмешки. Она встала и подбоченилась.
— Ой-ой, какие мы сегодня воинственные!
— Не дерзи!
— Почему же?
Она швырнула в него ночным горшком.
— Можешь воспользоваться этим в своей собственной комнате!
Блейк увернулся, и горшок, ударившись о стену, разлетелся на черепки.
— Полагаю, надо радоваться, что он не был полным.
— Если бы он был полным, я бы целилась тебе в голову.
— Каролина, я не виноват, что ты попала в такую передрягу.
— Я знаю, но совсем не обязательно насмехаться надо мной.
— Сейчас ты ведешь себя неразумно.
— Мне наплевать. — Она запустила в него куском мыла. — У меня есть все права быть неразумной.
— Правда? — Он снова увернулся, потому что в воздух взлетел его бритвенный прибор.
— За одну неделю меня чуть не изнасиловали, похитили, привязали к кровати, заставили кашлять так, что я осталась без голоса…
— Это была твоя собственная идея.
— Не говоря уже о том, что я совершила преступление, проникнув в дом своего опекуна с двумя посторонними, чуть не попалась в руки Пруитту…
— Не забудь про ушибленную лодыжку, — подсказал он.
— О-о! Я убью тебя!
Новый кусок мыла полетел в голову Блейка и задел ухо.
— Мадам, вы делаете успехи.
— А теперь, — почти кричала она, — я должна прожить неделю в твоей ванной комнате!
Блейк нашел эту мысль весьма забавной и закусил губу, чтобы не рассмеяться. Но это не помогло.
— Прекрати гоготать! — возопила Каролина.
— Блейк? — раздался женский голос.
Оба мгновенно замолчали.
— Это Пенелопа! — прошептал Блейк.
— Блейк, что там за крики?
— Быстро! — прошипел он, выталкивая Каролину на лестницу. — Прячься!
Не успела Каролина закрыть дверь., как в ванную вошла Пенелопа — Блейк? — в третий раз спросила она. — Что это за беспорядок?
— Так, ничего. Пенни. Я…
— Что здесь произошло? — повысила голос Пенелопа.
Блейк огляделся и прикусил язык. На полу валялись осколки разбитого горшка, бритвенный прибор, пара полотенец…
— Я.., я… — Оказалось, что ему гораздо легче лгать ради национальной безопасности, чем своей сестре.
— А этот след на стене? Он от мыла? — спросила Пенелопа.
— Гм.., видимо, да.
— А вот еще один кусок на полу.
— Э.., да, я сегодня утром был очень неуклюж.
— Блейк, ты что-то от меня скрываешь?
— Совсем немного, — честно ответил он, стараясь не думать о Каролине, которая сидит на лестнице и, наверное, смеется, слушая, как он выкручивается. , — А что это белое на полу? — Пенелопа наклонилась и подняла клочок бумаги. — Это письмо, которое я написала мисс Дент! Как оно здесь оказалось?
— У меня не было времени отправить его. — Слава Богу, Каролина не успела вскрыть конверт!
— Ради Бога, не оставляй его на полу. — Она, прищурившись, посмотрела на Блейка и спросила:
— Ты нездоров?
— Немного, — ответил Блейк, хватаясь за спасительную соломинку. — Последний час у меня кружится голова. Поэтому и горшок разбился.
Пенелопа потрогала лоб брата.
— Лихорадки нет.
— Я уверен, хороший сон — это все, что мне нужно.
— И я так думаю. — Пенелопа надула губы. — Но если к завтрашнему утру тебе не станет лучше, я вызову доктора.
— Хорошо.
— Может, тебе следует лечь в кровать прямо сейчас?
— Да, — ответил Блейк, буквально выталкивая Пенелопу из ванной комнаты. — Отличная мысль.
— Давай я застелю тебе постель.
Закрыв наконец дверь в ванную, Блейк облегченно вздохнул. Но радоваться новому повороту событий тоже не приходилось. Чего доброго, Пенелопа вызовется ухаживать за ним. Но это лучше, чем если бы она застала Каролину посреди осколков горшка и разбросанного мыла.
— Мистер Рейвенскрофт?
Он поднял глаза. В дверях стоял Перривик, держа в руках поднос, на котором чего только не было. Блейк неистово замотал головой, но было поздно. Пенелопа уже повернулась.
— О, Перривик, — сказала она. — Что это?
— Еда, — ответил дворецкий, явно не ожидавший застать ее здесь, и удивленно огляделся.
Блейк нахмурился. Чертов дворецкий искал глазами Каролину. На него, конечно, можно положиться, но он слишком неловок, когда нужно быстро найти подходящую отговорку.
Пенелопа вопросительно посмотрела на брата, — Ты голоден?
— Э.., да, я думал немного перекусить.
Она подняла крышку одного из блюд, на котором оказалась жареная свинина.
— И это называется перекусить!
Перривик изобразил слащавую улыбку.
— Мы решили предложить вам сейчас что-нибудь посытнее, поскольку вы заказали легкий ужин.
— Очень благоразумно, — промычал Блейк. Он мог поклясться чем угодно, что эта свинина с самого начала предназначалась на ужин. Видимо, Перривик и миссис Майкл решили все самое вкусное отправить Каролине, а остальных обитателей Сикрест-Мэнор кормить жидкой овсянкой.
Они не скрывали своего неодобрения, когда узнали, где теперь поселилась Каролина.
Поставив поднос на стол, Перривик повернулся к Пенелопе.
— Простите, если я возьму на себя смелость, миледи…
— Перривик, — заорал Блейк, — если я еще раз услышу эту фразу, видит Бог, я утоплю тебя в Ла-Манше!
— О Господи, — вздохнула Пенелопа, — видимо, у него все-таки лихорадка Как ты думаешь, Перривик?
Дворецкий потянулся было ко лбу Блейка, но его рука благоразумно замерла в воздухе, потому что Блейк зловеще предупредил:
— Прикоснись — и умрешь.
— Вы неважно себя чувствуете? — с улыбкой спросил Перривик.
— Я отлично себя чувствовал, пока вы не пришли.
— Он сегодня очень странно себя ведет, — сказала Пенелопа дворецкому.
Перривик важно кивнул.
— Может быть, нам следует оставить его одного? Небольшой отдых подкрепит его силы.
— Очень хорошо. — Пенелопа направилась за дворецким к двери — Мы покидаем тебя. Но если я обнаружу, что ты не лег в кровать, я очень рассержусь.
— Да, да, — торопливо согласился Блейк. — Обещаю, я лягу спать. Только не будите меня. У меня очень чуткий сон.
Перривик громко фыркнул, что определенно не вязалось с его обычной степенностью.
Блейк прикрыл за ними дверь и прислонился к стене.
— Боже правый, я так свихнусь, не дожив и до тридцати!
