Он поднес к губам палец, напоминая, что надо говорить тише.
— Я не хочу, чтобы ты говорила «нет». Я хочу, чтобы ты говорила «да».
— Я уже сказала «да». До сих пор все говорю «да». Но всему есть предел. Он нахмурился.
— Но почему предел? Почему надо отказывать самим себе? Почему мы не можем просто взять то, что хотим?
В свете свечи он увидел, как изменилось ее лицо. Из голоса исчезли игривые нотки.
— Ты привык так делать, не так ли?
— Что ты имеешь в виду?
— Брать то, что тебе нужно, не задумываясь о последствиях или запретах, существующих в обществе. Неужели все сводится к удовольствиям и удовлетворению твоих потребностей? И это все, чего ты хочешь?
— Клара, — прошептал он, когда она села. — Не надо.
Она возмущенно продолжала говорить, словно не слыша его:
— Неужели ты не можешь хотя бы на этот раз смириться с общепринятыми обычаями и вытерпеть помолвку как полагается?
Она взяла свою ночную сорочку, натянула ее на себя и подошла к окну. Перед задернутыми занавесями она остановилась.
Сегер провел рукой по ее волосам.
— Что-то подсказывает мне, что это больше, чем просто вопрос.
Это выглядело так, будто она хотела заставить его подождать, чтобы их помолвка стала испытанием его силы воли устоять перед искушением.
Клара только пожала плечами.
Сегер стоял позади нее, чувствуя, что их разделяет лишь тонкая ткань сорочки. Он попытался заглушить желание схватить Клару в свои объятия, положить на кровать и снова повторить то, что они пережили всего несколько минут назад.
— Я не заслуживаю таких слов, Клара, — прошептал он. — Я никогда не брал у тебя того, что мне хотелось, когда мне предоставлялась такая возможность. Даже сегодня я бы поступил так же, если бы ты не была настойчива.
Поразительно, как они вообще могли обсуждать это. Любая из его прежних любовниц была бы в шоке, увидев, как он оправдывается перед Кларой. Это было огромной уступкой, и он хотел, чтобы она поняла это.
Клара закрыла лицо руками.
— Может, тебе лучше уйти.
— Уйти? Почему? — Он старался не выдавать голосом свое удивление и гнев. — В чем дело?
Клара ничего не отвечала и, повернувшись к нему лицом, подняла на него глаза, полные слез.
— Я боюсь выходить за тебя замуж, — Она наклонила голову. — Ты не можешь обвинять меня за мои сомнения. Я прежде всего цель для охотников за приданым, и ты дал мне понять, что совсем не любишь меня. Как я могу поверить, что ты будешь хорошим мужем?
Сегер отшатнулся от Клары.
— Я не охотник за приданым. Ты это знаешь.
Она только смотрела на него.
— Ты сомневаешься, что я буду верен тебе? — спросил он.
Боже, какими, черт побери, сложными созданиями были женщины! Обычно он уходил, едва только женщина начинала говорить о подобных вещах, но уйти от Клары он не мог. В конце концов, возврата уже не было. После того, что совершилось этой ночью.
Она глубоко вздохнула.
— Если ты не можешь потерпеть два месяца, как я могу быть уверена, что ты продержишься достаточно долго во время нашего брака? Иногда встречаются соблазны, и я боюсь, что ты не собираешься утруждать себя, отказываясь от них. А что будет, когда я буду носить ребенка и не смогу выполнять свои супружеские обязанности? И если я заболею? Я стану непривлекательной для тебя. Не вернешься ли ты тогда к своим обычным развлечениям?
Сегер подобрал с пола брюки.
— Может, мне и правда следует уйти?
Клара некоторое время смотрела, как он одевается, затем, чуть повысив голосе сказала:
— Подожди, Сегер.
— Скоро проснутся слуги.
Надев рубашку, он сел в кресло и торопливо натянул сапоги. Ему хотелось уйти отсюда. Он чувствовал ее превосходство. Женщины никогда так с ним не поступали. Они знали, что не стоит на него давить. Они знали, что должны отпускать его без ссор.
Он был нетерпелив с Кларой, ибо не привык к правилам или запретам. Восемь лет он жил свободным, избегая ответственности и обязательств.
Ему не нравилось собственное нетерпение. Клара была совсем другая, не такая, как все женщины. Ему не хотелось поступать с ней, как с другими, но он подозревал, что от глубоко укоренившихся привычек ему нелегко будет избавиться.
Клара, следуя за ним, отошла кровать.
— Я не хотела рассердить тебя. Просто за последние дни случилось так много всего, и мы просто… мы просто…
Ее голос дрогнул, и он взглянул на нее. Она была в смятении. Он только что лишил ее невинности и не оставил ей выбора. Господи, да ей, наверное, было больно. Вероятно, она чувствовала себя уязвимой и растерянной.
Какой же он идиот! Ничего-то он не знает. За все восемь лет он никогда не позволял себе чувствовать ответственность за спокойствие или счастье женщины. Он избегал женщин, которые навязывали ему близость и свои чувства. А теперь неожиданно он оказался по уши погруженным в чувства, обязательства и к тому же, возможно, в слезы, если дела пойдут в том направлении, в котором, казалось, они уже идут.
Боже, к этому он совсем не привык! Ему был совершенно чужд этот мир переживаний. Он прекрасно владел искусством соблазнять, создавать физическую близость, последнее еще лучше, но он ничего не знал о душевной близости и не умел успокоить расстроенную женщину. Он не относился к мужчинам, которые оказывались в подобной ситуации, но теперь он был кем-то вроде мужа. Он не мог, как обычно, прикрываясь своим мальчишеским обаянием, с шуточками выбраться из комнаты. Неожиданно ему показалось, что он откусил больше, чем способен проглотить.
Тут он заметил, что Клара едва сдерживает рыдания. Он не мог позволить ей рыдать. Их могли услышать.
Сегер без угрызений совести сознавал, что ему не очень хочется успокаивать ее только для того, чтобы не было шума, и еще больше он не хотел просто убраться отсюда, едва только она возьмет себя в руки.
Что-то еще примешивалось к его намерениям. Возможно, это было сочувствие или симпатия к Кларе. Возможно, это была необходимость разрядить обстановку. Сегер не имел представления.
Но прежде чем он понял, что делает, он подошел к ней и обнял ее. В эту минуту его заботило только ее спокойствие и счастье. Ее потребности стали важнее его собственных. Все это было так ново для него.
Он совсем не узнавал своего собственного голоса, звучавшего так нежно и успокаивающе:
— Почему же ты так настаивала, чтобы мы занялись любовью, если не была во мне уверена?
Клара покачала головой и прошептала:
— Я ни о чем не могла думать, кроме того, что хотела тебя. Сейчас я успокоилась и осознала всю тяжесть того, что мы сделали. И теперь я чувствую себя очень одинокой.
