— Наклонитесь ко мне, будто мы обсуждаем с вами какой-то философский вопрос, — прошептала Бренна Гиффарду.
Она быстро приоткрыла футляр и осторожно вытащила две миниатюры, прикрываясь плащом и столом так, чтобы не было видно, что она делает.
— Спрячьте их хорошенько, — предупредила она. Быстрым движением руки, отработанным годами практики, он спрятал миниатюры под сутаной.
— Только две?
— Больше мне не удалось сделать.
Он взглянул на епископа и Монтгомери, погруженных в серьезную беседу.
— Тебе удалось заполучить ключ от кандалов?
— Нет. Но он освобождает меня на некоторое время по ночам.
Она не стала уточнять зачем, но ее щеки запылали при одном воспоминании, а монах, когда увидит миниатюры, конечно, догадается, в чем дело.
— Есть корабль, который отплывет через шесть недель. Возможно, за это время мне удастся продать миниатюры и договориться о твоем переезде в Италию.
— Моем и моих сестер, — уточнила она.
— Хм… — Он побарабанил пальцами по столу. — Для трех аристократок это будет стоить кучу денег. Это зависит от качества миниатюр и от того, удастся ли за них выручить нужную сумму.
— Качество хорошее, — пробормотала она, закрывая крышку футляра.
Монах пожал плечами:
— Посмотрим. К тому же это всего две картинки.
— Я могу передать вам еще две из серии «Любовницы короля», — прошептала она, вспомнив, что говорил Монтгомери об их цене, которую можно получить в Лондоне.
Неожиданно глаза Гиффарда округлились.
Тяжелая рука схватила Бренну за плечо, и она подскочила. Подняв глаза, она увидела, что перед ней стоит Монтгомери, а епископ Хамфри быстрыми шагами удаляется из комнаты.
— Забирай свою работу, Бренна. Мы возвращаемся домой.
Она бросила прощальный взгляд на Гиффарда, который со своим обычным небрежным видом развалился на лавке. Глядя на него, можно было подумать, что они обсуждали рецепт сладких пирогов.
К тому времени, когда они дошли до замка, Бренна уже падала от усталости. После какофонии, оглушившей их в городе, они вернулись к привычным звукам замка — голосам мужчин, женщин, детей, собак, кошек.
Бренна, сопровождаемая Деймианом, поплелась в свою комнату в башне. Монтгомери остался во дворе, чтобы проследить за тем, как продвигается работа по строительству новой кухни.
Солнце уже село, и в коридоре были зажжены сальные свечи.
Пройдет совсем немного времени., подумала Бренна, и Монтгомери тоже поднимется в комнату. Он, как обычно, снимет с нее цепи. И приведет ее тело к той прекрасной, потрясающей вершине, где она забудет, что была весь день в кандалах.
Деймиан, поглаживая свои нелепые усы, кивнул на прощание, и она вошла в благословенную тишину своей комнаты, закрыв за собой дверь.
Наконец-то она одна!
Она выглянула в окно. Как ей хотелось просто сесть на подоконник и смотреть на темнеющее небо!
Но сначала ей надо позаботиться о своих миниатюрах. Она обещала брату Гиффарду принести их, но, возможно, разумнее было бы их уничтожить.
Она отодвинула мольберт, чтобы заползти за него и поднять доски пола. Запустив руку в тайник, она стала перебирать спрятанные там картины.
Наполовину-законченный гладиатор был на месте.
Автопортрет.
Еще несколько автопортретов.
Но картин с изображением короля и его любовниц не было.
Наверное, они на самом дне. Она снова перебрала картины.
Ничего.
У нее упало сердце.
Они пропали!
Она не сможет ни отнести их брату Гиффарду, ни уничтожить. Тошнота подступила к горлу.
Снова и снова она перебирала картины, но безуспешно. Миниатюр не было.
Она поставила на место доски и придвинула мольберт обратно к стене.
Она, должно быть, ошиблась. Скорее всего, она спрятала миниатюры в другом месте. Но это было невозможно. Монтгомери уже давно бы их обнаружил.
Выдвинув один за другим, ящики письменного стола, она начала рыться в них, но ничего не нашла, кроме чернил, перьев и баночек с красками.
Ничего.
Неужели Монтгомери уже нашел их?
Нет. Если бы он их нашел, он стал бы не просто спрашивать о них, а… об этом было даже страшно подумать.
Тогда где же они? И кто их взял?
Она еще раз тщательно все обыскала — каждый сундук и каждый угол. Ничего.
Но они должны быть в ее спальне. Должны.
Ее охватила паника. Она попыталась вспомнить, когда видела миниатюры в последний раз.
— Вы что-то потеряли, миледи?
Голос ее мужа заставил ее вздрогнуть. Проклятие! Как ему удалось так тихо войти?
— Что вы здесь делаете?
Его голубые глаза блеснули.
— Между прочим… это и моя спальня.
Он стал приближаться к ней, и она непроизвольно ухватилась за горло. Он наклонился к ней, и она отступила.
— Почему ты так нервничаешь? — спросил он.
— Я вовсе не нервничаю. Вам просто, не следует подкрадываться, как какому-нибудь шпиону.
Неужели он видел, как она опускала доски пола и ставила на место мольберт?
Если он обнаружил неоконченную картину с изображением гладиатора и ее незаконченный автопортрет, последуют еще вопросы.
Но он подошел к кровати и сказал:
— Ложись в постель, Бренна. День был трудный.
Облегченно вздохнув, она подошла к нему. Их губы встретились, и он просунул руку себе под рубашку, чтобы достать ключ от ее кандалов.
Прошло еще несколько дней. Вспоминая Джеймса, каким он был в минуты страсти, Бренна сделала по памяти набросок мужчины, который опустился на постель и наклонился, чтобы поцеловать спящую женщину. Рукава были привязаны веревками выше локтя, чтобы не мешали в работе и не испачкались в краске.
Разглядывая картину, она улыбнулась. Она получилась еще лучше, чем ее остальные картины. Она работала над ней несколько часов, и при этом у нее немного кружилась голова от вожделения.
Ей надо быть готовой к тому моменту, когда она сможет снова увидеться с братом Гиффардом.
Она удовлетворенно вздохнула. Занятия любовью с мужем придали ее живописи реальные черты, и заставляли ее сердце трепетать от радости.
Облизнув губы, она добавила серпообразный шрам на левом плече мужчины — именно такой был на плече Монтгомери.
По правде говоря, тело ее мужа завораживало ее.
Нет, не только тело. А каким он был человеком.
Он нанял людей и управлял ими, чтобы привести в порядок свои новые владения. Стены замка были побелены, а крыша заново покрыта соломой. Он делал все то, чем ее отец пренебрегал.
Каждую ночь он снимал с нее цепи и целовал ее до тех пор, пока она не начинала задыхаться от страсти, а потом нежно занимался с ней любовью. Если бы утром он не заковывал ее снова, она могла бы полюбить его. Она подавляла в себе эту глупую мысль. Нужно сбежать. Нельзя прожить всю свою жизнь связанной, как рабыня из гарема.
