Цесаревна похолодела. «Вот оно, начинается. Так это графиня Анна и с ним, и со мной сыграла не просто злую шутку! Она убила нас обоих, выставив дураками перед всем светом!»
Елизавета вновь кивнула, гордо выпрямившись, взгляд ее стал тверже и холоднее.
– Я та самая дочь царя Петра и его жены Екатерины, которая имеет все права на российский престол и которую лишь невежи и напыщенные снобы из бедных, как церковные крысы, правящих домов рискуют называть незаконной и внебрачной!
Принц Фридрих без сил опустился на пол и закрыл голову руками. Стоящий с раскрытой Библией в руках священник окаменел. Перед ним разворачивалась трагедия, действующими лицами которой были дети великих домов Европы, – и он благодарил небо за то, что не успел заключить этот брак.
Принц раскачивался из стороны в сторону и что-то невнятно бормотал. Цесаревна присела и положила руку ему на плечо, но Фридрих дернулся как от ожога.
– Пошла прочь, дрянь! Ненавижу! Не смей меня трогать!
– Фридрих, что с вами?
– Предательница! Все вы ничтожные лгуньи, отвратительные грязные лживые твари! Не зря же батюшка столь строго наставлял меня – только Анна, только Анна… Зачем ты назвалась ее именем, ничтожная?
О, такие слова были куда привычнее, и они подействовали на Елизавету лучше всяких уговоров.
– Я никем не называлась! Я всегда была самой собой, – отчеканила она. – Если вы, юный глупец, изволили принять меня за кого-то другого, то это ваша вина! Моя совесть чиста!
– Твоя совесть не чиста! Она так же грязна, как совесть всех женщин и всякой женщины. Ты так же презренна, как все вы! Все ваше племя ни на что не годится, кроме одного… Отныне я… Отныне никогда…
Фридрих вскочил и, спотыкаясь, побежал прочь из часовни. Елизавета слышала, как он раз за разом повторял «Никогда… Больше ни одна…»
Алексей перевернулся на бок и всхрапнул. Елизавета, все та же цесаревна Елизавета, вернувшаяся из прошлого, погладила милого друга по плечу, успокаивая. «О да, то было незабываемое, воистину необыкновенное путешествие!»
Глава 18. Наследница подлинная и наследница мнимая
Такое, конечно, забыть было невозможно, но Елизавета никогда и не забывала Фридриха. Ни его пылкой страсти, ни его последних слов, так и сочащихся гневом. С тех пор прошел не один год, но связь своей души с душой этого необыкновенного человека Елизавета ощущала до сих пор. И пусть доброхоты доносили до нее нелицеприятные, а порой и откровенно издевательские слова, которые Фридрих, ставший к этому времени королем Пруссии, позволял себе произносить в адрес женщин, – она всегда была уверена, что при всем пренебрежении, что питал Фридрих Второй, он не способен будет на подлое деяние или на откровенное злодейство в отношении нее, цесаревны Елизаветы, так и не ставшей его женой. Не ставшей ничьей женой, словно хранящей себя для него…
Цесаревна заулыбалась.
«Глупая ты курица, ну что тебе лезет в голову! Какое там „хранящей“… Наши страны далеки друг от друга, а мы еще дальше… Счастье будет, если этот напыщенный индюк при встрече просто узнает меня… А сейчас не пора ли тебе, милая, спать? Уж утро на носу, а ты все еще звезды считаешь. Спи, наступает непростой день!»
А день действительно наступал на диво непростой – императрица Анна Иоанновна сегодня все-таки отдаст в жены принцу Антону Ульриху свою племянницу, Аннушку. Известно, она сама об этом говорила, не скрываясь, что вовсе не горит желанием выходить замуж, и уж тем более за Антона Ульриха, как бы его тетушка ни привечала, как бы орденами за несуществующие воинские доблести ни увешивала.
«Да и то, Линар племяннице по сердцу, да токмо за него ей не пойти никогда. Ни тетушка ей этого не позволит, да и понятия о дозволенном и недозволенном в голове Анны сидят уж слишком строгие…»
О да, с семнадцатилетия Анне был сосватан Антон Ульрих, принц Брауншвейгский. И княжество-то существовало, почитай, только на бумаге, и доходов не приносило никаких. Однако сие есть достойная партия, а брак был угоден Австрии. Дело решено! А кто такой Мориц Линар?
Да, знатного рода, да, красавец писаный, особливо ежели с вялым и неинтересным Брауншвейгом сравнивать… Однако ж просто посланник. Недостойная партия… Уж как пройдохи при дворе ни пыжились, как его достоинства ни расписывали, а Анна-то Иоанновна, решение принявши, отказываться от него не собиралась…
Сон упорно не шел. Елизавета поняла, что далее спорить с бессонницей глупо. Мысли о прошлом и грядущем изгнали цесаревну из постели лучше любой строгой нянечки.
Набросив на плечи легкую шаль, взяв в руки первую чашку с кофием, до которого она была большая охотница, Елизавета подошла к окну. Июльский день обещал быть солнечным, предвещая паре если не долгую безоблачную жизнь, то уж красивую свадьбу, не омраченную ни тучами, ни дождями.
«Воистину судьба ко мне милосердна! Если бы тогда принц не сбежал из-под венца, лишь услышав мое имя, я бы так никогда и не поняла, что не с чинами и званиями, не с королевским именем жить, а с человеком. И что у королей да принцев душа может быть чернее ночи, а у человека простого – чистая и светлая. Что преданность не царским именем обещана, а только от чистоты души даруется. Что лучше найти человека самого простого звания, но такого, с кем жить будет сладко да спокойно, чем о принцах крови мечтать, которые продать норовят при первой же возможности…»
Словно услышав мысли Екатерины, Алексей еще раз всхрапнул.
«Спи, душа моя, отдыхай. Уж будь уверен – ты для меня лучше и краше, у меня-то достанет разума увидеть под париком черные мысли, а под слоем пудры да мушками – черную душу…»
Мысли Елизаветы вновь обратились к дню наступающему. Она в который уже раз удивилась тому, как мало в жизни правителей и правительниц чистых помыслов и подлинных чувств, но зато сколь много интриг и расчета.
«Словно сеть, они накрывают тебя, спеленывают, не дают ни вздохнуть вольно, ни помыслить здраво, ни шагнуть разумно… Словно сеть, в которую всякая рыбка с радостью ловится, да вот только потом уже никогда на волю выбраться не может. Добро, коль удается ее, сеть эту, разглядеть – когда хватает для этого зоркости сердца или смелости. А коли ни того ни другого нет, то сеть эта невидимкою злою окутывает так, что становится второй кожей, человек словно преображается, выискивая для себя одни лишь выгоды да преимущества. А когда такие люди собираются в компании… Ох, тут жди беды – особливо ежели компании сии из придворных состоят. Тут любая казна любой страны должна опасаться, что сии господа растащат ее в угоду своим интересам, не думая ни о чести державы, ни о благодетеле на троне. Совсем же беда, ежели такой благодетель на троне тоже лишь о выгоде для себя думает…»
