При мысли, что она никогда больше не увидит его, Тине хотелось плакать от горя.
— Не мог же его светлость пропасть! — громко произнесла она. — Надо немедленно послать лакеев во все клубы, ко всем его друзьям! Нужно выяснить, не забыл ли он время венчания?
Нет, ни в коем случае! — горячо возразила герцогиня. А когда Тина удивленно взглянула на нее, пояснила: — Это может вызвать скандал. Если мой внук не появится на церемонии, я скажу, что он нездоров. Я не стану вырывать его из объятий проститутки или из других неприглядных мест: назавтра об этом станет трезвонить весь Лондон!
— Да, да, конечно, я об этом не подумала, — кротко согласилась Тина.
— Пришлите ко мне его камердинера! — приказала герцогиня горничной.
Девушка присела в реверансе, и через несколько минут Джарвис, очевидно ждавший вызова, постучал в дверь комнаты Тины.
— Входите, приятель, — пригласила герцогиня. — Я слышала, ваш хозяин не ночевал дома?
— В этом нет ничего необычного, ваша светлость, — виновато ответил Джарвис. — Однако ему пора появиться. Он еще должен одеться.
— Да уж, пора! — подтвердила герцогиня. — . Опаздывать — это прерогатива невест. Ни один уважающий себя жених не обязан ждать у алтаря более пятнадцати минут! Приготовьте одежду и скажите кучеру: когда появится его светлость, он должен гнать лошадей во всю прыть!
— Слушаюсь, ваша светлость, — отозвался Джар вис. — У меня уже все готово.
— Я этого не понимаю, — пробормотала герцогиня, неожиданно хлопнув в ладоши. — Все! Слушайте меня! — гаркнула она. — Невеста готова: она больше не нуждается в ваших услугах. Оставьте нас одних и передайте дворецкому, чтобы принес мне бокал вина. Мне это нужно.
— Хорошо, ваша светлость.
Горничные, приседая в реверансах, удалились, закрыв за собой дверь. Герцогиня некоторое время молчала, а Тина с удивлением смотрела на нее.
— Ну, — произнесла наконец старая леди, — рассказывайте. Что произошло?
— Ч… что пр… произошло? — не поняла Тина.
— Да, девочка. Я не вчера родилась. Он вам объяснился?
— Я н… не п… понимаю, что вы и… имеете в виду, — запинаясь, пробормотала Тина.
— Выкладывайте всю правду! — приказала герцогиня. — Сейчас не время для лжи и увиливания. Мой внук влюблен в вас; я видела это по его глазам всю прошедшую неделю, видела и раньше, только у меня не хватило ума сделать выводы. Что между вами происходит?
— Я не могу вам сказать, — ответила Тина. — Это не моя тайна.
— Мне не нужно далеко ходить за объяснениями! Достаточно сложить два и два. Мистер Ламптон трезвонит по Лондону, что ожидает чек на сто тысяч фунтов, вы прикидываетесь, делаете вид, будто вы богатая наследница, а на самом деле бедны как церковная мышь! Как это понимать?
Тина закрыла лицо руками.
— Вы все знали? — спросила она.
— Конечно, знала и надеялась, да, надеялась, что вы, наконец, объяснитесь! Но вижу, ошиблась. Мальчик убежал… Я думала о нем лучше!
В голосе старой леди слышалось осуждение, и Тина поспешно вступилась за лорда Уинчингема:
— Неужели вы не понимаете? Он в отчаянии. Если он заплатит мистеру Ламптону долг чести, на него набросятся остальные кредиторы. Они уже угрожали мистеру Грейчерчу, и единственный шанс для нас обоих заключался в том, чтобы найти мне богатого мужа!
Что ж, вы его нашли, — сердито отрезала герцогиня. — А теперь мой внук, хотя видит бог, в его жилах нет ни капли моей крови, боится расплачиваться за свои поступки? Я лучше думала об Уинчингеме! Она посмотрела на часы над камином. — Ну, нам пора в церковь!
— Я не могу… я не… поеду без н… него, — пролепетала Тина, поддаваясь панике.
— Разве у вас есть выбор? — рявкнула герцогиня — Я надеялась, нет, я верила, что в последний момент он окажется мужчиной и найдет какое-то решение, но ошибалась! И я еще любила этого молодого фата!
— Я люблю его, — почти неслышно прошептала Тина.
Герцогиня хотела сказать что-то жесткое и едкое, но, увидев выражение лица Тины, удержалась. Вместо этого встала, подошла к двери спальни, широко рас пахнула ее и громовым голосом позвала:
— Мистер Грейчерч!
Секретарь поспешно поднялся по лестнице.
— Да, ваша светлость?
— Возьмите карету, поезжайте в церковь и сообщите сэру Маркусу так, чтобы это слышали большинство прихожан, что его светлость нездоров и что я сама буду сопровождать мою протеже. Она пойдет по проходу под руку со мной!
— Слушаюсь, ваша светлость, — поклонился мистер Грейчерч и поспешил выполнять распоряжение.
Герцогиня повернулась к Тине:
— Ну же, дитя мое, вы сами выбрали свой путь, так следуйте им с высоко поднятой головой, как подобает благородной девушке, и помните, что гордость поддерживает там, где все остальное бессильно!
— Мне больше ничего не остается, не так ли? — тихо спросила Тина, затем подняла подбородок, чтобы подавить слезы, и начала медленно спускаться по лестнице.
Герцогиня последовала за ней, шурша шелковым платьем и колыхая красными перьями на белом парике.
Мистер Грейчерч стоял у подножия лестницы и держал в руках большой конверт с красной печатью.
— Мистер Грейчерч, почему вы не выполняете мой приказ? — удивилась герцогиня.
— Простите, ваша светлость, — ответил тот, — но этот пакет только что пришел от сэра Маркуса Уэлтона. Его светлость предупреждал меня о нем; он представляет большую ценность. Я должен положить его в сейф прежде, чем поеду в церковь.
— Отдайте его мне, — потребовала герцогиня, — и немедленно отправляйтесь!
Мистер Грейчерч нерешительно взглянул на герцогиню, но возразить ей не посмел. С выражением сомнения он протянул ей пакет и поспешил к карете.
Герцогиня повертела в руках запечатанный пакет.
— Вы заключили трудную сделку, дитя мое! Подозреваю, мистер Ламптон с нетерпением ждет эти деньги.
— Пожалуй, вы правы, — подтвердила Тина.
— Тогда я передам их ему сама, когда мы вернемся на праздник, — заявила герцогиня и позвала горничную. Передав ей пакет, она шепотом, чтобы не слышали лакеи, приказала положить его в сейф, где лежали ее драгоценности. — До моего возвращения ни на секунду не выходите из спальни! — приказала старая леди. — Понимаете?
Горничная побежала наверх, а герцогиня села в карету первой. За ней лакеи усадили туда же и Тину, осторожно поддерживая тяжелый шлейф ее платья. Абдул уселся рядом с кучером, предвкушая удовольствие от пирожных, желе и прочих сладостей, наготовленных для праздника.
Тине казалось, что все ее тело окаменело. Она думала, что ей будет мучительно страшно, захочется плакать или устроить истерику, но вместо этого стала неподвижной, как изваяние. Никаких чувств она не испытывала.
