Младший брат Генриха был поспокойнее, хотя и за ним приходилось неустанно следить с тех пор, как он научился ходить. Матильда заметила, что в этом месяце ее регулы задерживаются, но еще рано говорить о третьей беременности. Она страстно надеялась, что все обойдется, однако надежда была слабой: грудь у нее набухла и стала чувствительной, а от вкуса медовухи мутило.
За дверью послышались торопливые шаги, и почти в тот же миг в покои вбежал ее младший единокровный брат Рейнальд.
От неожиданности Матильда резко выпрямилась и нечаянно выбила из рук камеристки миску с душистой водой. Благоухающая жидкость расплескалась по всей комнате.
Рейнальда с ног до головы покрывала грязь зимних дорог, а лицо раскраснелось от быстрой езды. Матильда поднялась навстречу ему с распущенными по спине волосами. На ней была только сорочка, и она набросила мантию, прикрываясь.
– В чем дело? – требовательно спросила она.
В последний раз они с братом виделись в Руане, где он беззаботно жил рыцарем в свите Роберта. Раз Рейнальд бросил тамошнюю привольную жизнь, значит случилось что-то серьезное.
Под багрянцем обветренных щек Рейнальд был серым от истощения. Он преклонил колени.
– Сестра, мне жаль, но я принес вам печальные вести. Наш отец скончался от внезапной болезни, пока отдыхал в охотничьем доме. – Рейнальд стянул со среднего пальца левой руки перстень и протянул его Матильде.
Она смотрела на крупный синий сапфир, который отец очень ценил, не в силах справиться с дыханием: она то могла дышать, то забывала, как это делается. Ноги у нее подкосились, и к ней бросились служанки, но Матильда заставила себя встать прямо, оттолкнула от себя всех, отказалась от вина, отказалась сесть.
– Рассказывайте, – проговорила она.
Рейнальд поделился всем, что знал, но знал он немногое, потому как находился на периферии событий, несмотря на родство с королем. Тем не менее Матильда удостоверилась в том, что отец ее мертв, а предатели утверждают, будто перед смертью он освободил их от клятвы, данной дочери и ее сыну. Но куда более показательным был тот факт, что новость о кончине короля принес Рейнальд, а не делегация придворных, предлагающих ей корону Англии и герцогский трон Нормандии. Это еще могло произойти, однако пока развитие событий не сулит ничего хорошего. Все, чем она располагает, сводится к отцовскому перстню, а это не более чем безделушка.
– Почему за мной не послали, когда он только заболел? – спросила она.
Рейнальд развел руками.
– Поначалу мы думали, что он быстро оправится… а потом – даже не знаю. – С пристыженным видом брат опустил глаза.
– Зато я знаю.
Ею овладело гневное презрение. Сборищу мужчин, рвущихся к власти, права женщины и малолетнего принца, живущих в Анжу, кажутся незначительными и далекими. Отвернувшись от Рейнальда, Матильда заходила по комнате. Она пыталась думать, но ее ум превратился в лабиринт, где за каждым поворотом оказывался тупик.
– Есть еще кое-что, – добавил несчастный Рейнальд. – После смерти нашего отца не прошло и часа, когда Уильям Мартел покинул двор на быстром скакуне.
Матильда остановилась. На мгновение даже лабиринт в ее мозгу исчез – осталась лишь звенящая пустота. Она сжала в ладони массивный перстень.
– Сестра? – окликнул ее Рейнальд.
Сознание возвращалось словно солнце, выныривающее из-за тучи и заливающее все вокруг ослепительной ясностью.
– Где Стефан? – резко повернулась Матильда к брату.
Ответ она уже знала. Лишь короткий морской переход отделяет порт Виссан в Булони от Англии.
Рейнальд несмело предположил:
– Наверное, Мартел повез новость графу Тибо.
Матильда чуть не вышла из себя.
– Вы действительно так думаете? Позвольте задать вам другой вопрос. Где епископ Винчестерский? Где епископ Солсберийский? Где казна нашего отца?
Ее брат даже попятился.
– Этого не может быть.
– Не может быть? – воскликнула Матильда. – Не может быть ничего другого!
Ее первым порывом было собрать вещи и поскакать прямо в Руан, но она понимала: сначала необходимо все продумать. Если Стефан опередил всех в гонке за Англию, то ей придется создать прочный фундамент для своих дальнейших действий. Необходимо заняться организацией и подготовкой. Она должна выяснить, кто на ее стороне и какими силами она располагает.
– Прежде всего я хочу узнать, что происходит. И обезопасить то, что у меня еще не отняли. Раз Стефан претендует на Англию, остается Нормандия, не так ли? – Повернувшись, она подошла к Генриху и взяла его на руки. – Мой сын – законный наследник Англии и Нормандии, ему клялись в верности, в нем течет королевская кровь. Отец не стал бы лишать наследства родного внука. Я никому не позволю отобрать у моего сына то, что принадлежит ему по праву. Никому! – И она яростно воззрилась на Рейнальда.
– Никому! – громко повторил Генрих.
Рейнальд сделал шаг вперед и опустился на одно колено:
– Я буду верно служить вам.
Матильда положила свободную руку ему на плечо:
– Я сделаю вас графом, когда стану королевой. В этом я клянусь вам, но сейчас вынуждена просить о милости.
– Скажите, что вам нужно, – ответил он, горя рвением, раскаянием и молодостью.
– Мне нужно, чтобы вы вернулись в Руан, – сказала Матильда и объяснила зачем.
Жоффруа посадил Генриха на колено и стал качать его вверх и вниз.
– Я скачу! – верещал Генрих. – Скачу на лошади.
– Мы должны занять Домфрон, Монтобан, Эгзем и Аржантан сейчас, немедленно, – сказал Жоффруа. – Нельзя терять ни минуты.
От усталости у Матильды кружилась голова, но она не могла прилечь и отдохнуть. Еще не написаны письма, не собраны сторонники, не составлены списки, не разработаны стратегии, не уложены вещи в дорогу.
Рейнальд уже уехал исполнять поручение, взяв самого спорого жеребца в графских конюшнях.
– Согласна, – сказала она мужу, – но что, если они откажутся открывать нам ворота?
Жоффруа отвлекся, чтобы еще покачать Генриха, и когда тот опять засмеялся, ответил на вопрос Матильды:
– Они признáют вас, потому что слишком близки к границам Анжу, а им не нужна враждебная армия у них под стенами. У вас отцовский перстень, и если мы будем действовать быстро, наши враги не успеют послать коннетаблям предупреждение. За все четыре замка отвечает Варрин Альгасон, а он всегда был расположен к нам.
Матильда заставила себя сосредоточиться. Жоффруа говорил дело.
Бывали моменты, когда она ненавидела его всеми фибрами души, но с годами он стал искусным военачальником и хитроумным стратегом. То, что случилось у смертного одра Генриха, ужаснуло его не меньше, чем Матильду, но ничего удивительного в этом он не увидел.
