Наклонив голову, он дразняще провел по ее губам языком.
— Откройтесь мне, Минерва. Познайте меня…
С тихим вздохом, испугавшим ее самое, Мэг повиновалась, обманутая тем, чтоон стал совершенно пассивен: мол, бери от меня что хочешь.
Она коснулась кончиком языка его зубов, едва не застонав от потрясшего ее ощущения близости, потом почувствовала его язык на своем — нежное приглашение. Он всосал ее язык, она вскрикнула, вероятно, из чувства протеста, но он, не обращая внимания, прижал ее к себе так крепко, что ей некуда было деваться от его поцелуя.
А потом он понес ее. На кровать! Осторожно положил, лег рядом, она не противилась. Потом его нога оказалась поверх ее ног, его торс вдавил ее в матрас, и он овладел ее ртом и ее душой. Он ласкал рукой ее грудь, и даже сквозь ткань платья и корсет его нежные прикосновения жгли ее огнем.
Она хотела попросить его подождать, но не могла придумать подходящего предлога, тем более что он уже был во власти своего звериного естества. Даже если бы она пожелала для первого раза остановиться на этом, было поздно.
Чтобы ободрить его, Мэг положила руку ему на затылок и со сладким восторгом ощутила под пальцами густые волосы и мягкую кожу. Нога его через множество слоев нижних и верхних юбок прижалась к ее бедрам и раздвинула их. Мэг невольно начала тереться об нее, и он, приподняв голову, издал одобрительный звук, словно большой мурлыкающий кот.
Он улыбался ей, и она улыбалась ему в ответ.
Мэг вспомнила, как давным-давно, вчера, думала, что знает о том, как чувствует себя женщина в такой момент, знала от Шилы. Как же она ошибалась! Какая-то связь между этими ощущениями действительно существовала, но она была хрупка, как тонкая шелковая нить, которая рвалась под ее пальцами.
Собрав все свое мужество, Мэг приподняла голову и поцеловала его в губы. Он засмеялся с таким восторгом, от которого, казалось, могло разорваться сердце.
— Вам нужно переодеться для театра, не так ли?
— Для театра? — Мэг непонимающе заморгала.
— Забыли? Мы вовсе не обязаны исполнить свой супружеский долг прямо сейчас.
Мэг едва не вскрикнула: «Но почему же не сейчас?» Но раз она решила быть идеальной, примерной женой, она сделает все, чего он желает. Даже научится сдерживать свои порывы.
— Вы хотите, чтобы я переоделась для поездки в театр? Сейчас? Но у меня есть лишь одно шелковое платье…
— Будем готовиться. Начнем с того, что снимем то платье, которое сейчас на вас. — Он уже перевернул ее на бок и, отодвинувшись, медленно, одну за другой, расстегивал пуговицы у нее на спине.
Она лежала расслабившись, зная, что может остановить его в любой момент и он повинуется. Он хотел пробудить в ней желание — желание жертвы покориться хищнику. Впрочем, он уже выиграл эту битву. Мэг, полностью лишившись собственной воли, и так принадлежала ему.
Губы… Его губы на ее спине чуть повыше корсета. Он водил ими по ее коже, заставляя выгибаться от удовольствия и изысканного восторга.
Потом он стянул платье с ее плеч и стал целовать их тоже. Рука его тем временем скользила вдоль широких бретелек корсета, медленно пробираясь вниз, к сокровенным бугоркам, венчающим груди.
Мэг инстинктивно вскинула руки, желая защититься от вторжения в святая святых, но в решающий момент руки запутались в спущенном лифе расстегнутого платья, да и не хотелось ей на самом деле останавливать его. Прижавшись к ее спине своим могучим телом и просунув ногу меж ее бедер, граф продолжал играть ее грудью, горячо дыша ей в шею, целуя и покусывая ее.
Мэг снова выгнулась, на сей раз безвольно опустив руки, и отдалась будоражащему, странному чувству, так похожему и столь отличному от ощущений, которые вызывало общение с Шилой и которые так ее пугали.
Когда он медленно стал убирать ладонь с ее груди, она снова вскинула руки — на сей раз, чтобы удержать его. Но граф повернул ее к себе лицом, поцеловал в разомкнутые губы, в шею, в видневшийся над корсетом край пульсирующей груди и сказал:
— Сегодня ночью…
— Не сейчас? — не выдержала Мэг. Граф усмехнулся:
— Не сейчас. Но ваше тело будет это помнить.
— Это невозможно забыть.
Он гладил ее, словно она была кошкой, его глаза сверкали, как фейерверк в морозную ночь.
— Чудесно, правда?
— Но почему не сейчас? — Мэг поняла, что он разжег в ней аппетит. Зверский аппетит, пожиравший ее изнутри. — Почему?
— Ах, Минерва, мне нравится ваша откровенность. И ваша жажда. Будьте со мной всегда так честны. Всегда. Но знаете, что имеют в виду французы, когда желают приятного аппетита? Что удовольствие от еды получаешь только тогда, когда нагуляешь аппетит.
— А как у вас с аппетитом, Саксонхерст?
Он схватил ее руку и прижал ее к своему паху:
— Чувствуете?
Мэг догадывалась, что истинная леди, да и просто порядочная замужняя женщина должна была бы немедленно отдернуть руку, но не сделала этого. Она наслаждалась ощущением его отвердевшей плоти и предвкушала то, что сулила она болезненно ноющей пустоте, которую он породил внутри ее.
— Тогда, значит, вы думаете, что я еще недостаточно проголодалась?
Улыбка его сделалась ироничной.
— Правду сказать, дорогая, да. Вы удивили меня. Самым восхитительным образом, уверяю вас. Но сейчас у нас нет времени для пиршества, а я хочу, чтобы вы впервые вкусили этих изысканных яств на великолепном пиру. В будущем мы сможем наслаждаться и легкими трапезами в промежутках между чаем и обедом. Даже торопливой закуской. Но только не сегодня.
Он продолжал гладить ее. Каким-то непонятным образом эти сдвсем иные прикосновения и его слова утишили ее жгучее желание до умеренного аппетита, с которым нетрудно совладать, просто предвкушая предстоящую трапезу. Ее рука упала, и.теперь Мэг наслаждалась тем, что просто лежит на исходе зимнего холодного дня рядом с мужем в теплой комнате, Она чувствовала себя на удивление уютно и теперь уже совсем не заботилась о том, как ей себя вести.
— В совершенном мире, — сказала она, — мужчина и женщина, наверное, должны вступать в брак одинаково невинными и вместе познавать это таинство.
Он криво усмехнулся:
— Вам не нравится чувствовать себя неофиткой?
— Боюсь, такова моя сущность. Я люблю быть независимой и контролировать свои поступки.
— Разделяю ваши убеждения.
— Мужчине легко следовать им.
— Вы думаете? Очень немногие мужчины действительно независимы и сами творят свою судьбу. Я принадлежу к числу этих немногих счастливцев.
— И дорожите этим.
— Если у человека есть сокровище, он должен им дорожить и беречь его.
Мэг тихо вздохнула. Вот этого-то она и боялась. Теперь еще труднее будет признаться ему, что он оказался с ней в постели волей магического заклинания.
