В голове Адриана как будто что-то взорвалось. Господи, какой же он пустоголовый идиот! Прошло уже целых пять лет с того дня, как он предоставил Даниэлле полную свободу, а сам все это время валял дурака, предаваясь скорби и самобичеванию. Эдуард так доверял Адриану, а он допустил, что Даниэлла стала привечать своих французских родственников и, возможно, решила изменить Эдуарду.
— Им не удастся разорвать нашу помолвку! — с внезапно вспыхнувшей злостью поклялся Адриан.
Он встал, подошел к камину и стал смотреть на огонь. Дрова трещали, выбрасывая язычки пламени — красные и оранжевые… голубые и зеленые. Сначала Мак-Лахлан не мог осознать причину своего внезапного гнева, но потом вдруг понял, что этот гнев вызван поведением Даниэллы. Но чего, собственно, он ожидал от нее? Она всегда отчаянно стремилась к свободе и всегда считала себя настоящей француженкой. Адриан однажды способствовал падению Авийя, и она не могла простить ему этого. И нет ничего удивительного в том, что она влюбилась в молодого аристократа из дома Валуа.
В этом даже есть своя логика!
Однако Мак-Лахлан подарил ей свободу и Авий с одним условием: никогда не предавать короля Эдуарда и его самого.
Проклятие! Он готов убить любого мужчину, который посмеет дотронуться до нее!
— Итак! — воскликнул сэр Джордж, довольно потирая руки. — Если ты столь решительно настроен на женитьбу, то, может, мы пошлем кого-нибудь, чтобы предупредить…
— Нет, сэр Джордж, — решительно заявил Адриан. — Мне не нужны пышные церемонии, и, кроме того, я не хочу, чтобы миледи и ее французские родственники заранее узнали о моем приезде. Мы обручены уже давно, поэтому можем пожениться даже в день моего приезда. Нам завтра рано вставать, сэр Джордж, поэтому хочу тебе пожелать спокойной ночи.
Адриан резко повернулся и вышел из зала. Его знобило как в лихорадке. Он быстро поднялся в свои покои на втором этаже, распахнул окно и подставил разгоряченное лицо свежему ночному ветерку. Черт бы ее побрал! Хватит тянуть время! Пора действовать! Он просил Даниэллу не предавать его. Господи, ведь он предупреждал ее!
Пора взять то, что по праву принадлежит ему!
Выдался чудесный осенний день. Солнце ярко сияло, отражаясь бликами в садовом пруду. Даниэлла сидела на резной каменной скамье, рисовала прутиком узоры на воде и весело смеялась, слушая, как Симон де Валуа, граф Монтежуа, тихонько перебирая струны на лютне, пытается спеть любовный романс. Его глубокий с хрипотцой голос явно не годился для нежных любовных романсов, и спустя несколько минут граф, громко рассмеявшись, оставил это бесполезное занятие и запел непристойную песню, которая больше соответствовала его голосу.
Даниэлла, хотя и знала, что многочисленные английские и гасконские рыцари, живущие в ее дворце, наблюдают за ней через бойницы в стенах башни, чувствовала себя великолепно и предпочитала думать, что ей удалось скрыться от посторонних глаз.
Нельзя сказать, что она боялась пересудов. Она вела себя совершенно свободно и выезжала куда и когда хотела.
Ничто не стесняло ее свободы, и мало что тревожило, разве только угроза новой войны.
На севере страны происходили волнения. Граф Арманьяк поднял мятеж на землях, которые Эдуард считал своими. Граф действовал с благословения короля Иоанна, который задался целью освободить от господства Англии все захваченные французские территории. Даниэлла инстинктивно чувствовала, что ее покою скоро придет конец. Все мужчины, живущие в ее крепости, вот-вот разъедутся в разные стороны.
И Даниэлла будет вовлечена в центр событий.
Может, и не в самый центр, думала она, чувствуя себя совершенно несчастной: ведь она дала умирающей Леноре клятву, а клятва, данная на смертном одре, священна.
Много времени прошло с того дня, как Даниэлла вернулась в Авий. Она стала взрослой девушкой. Она правила здесь и хорошо справлялась со своими обязанностями, стараясь во всем подражать Леноре, которая всегда стремилась быть честной и справедливой. Жизнь была прекрасной, все шло по расписанию: в понедельник Даниэлла занималась с четами, во вторник наблюдала за обучением мужчин военному ремеслу, все среды она посвящала инспекции мыловарни, свечного и прочих хозяйственных производств, по четвергам она вершила суд, по пятницам принимала путешественников, странствующих монахов и пилигримов, знакомилась с искусством фокусников, танцоров, музыкантов, общалась с ремесленниками, осматривая их изделия, по субботам ей докладывали о поставках товаров в замок и по всему графству, а в воскресенье, священный день отдохновения, Даниэлла ходила на мессу и строго следила, чтобы ее люди посвящали этот день Богу. Соблюдались и другие праздники, и, в частности, первое мая, когда ее подданные забывали о принятии христианства, сооружали майское дерево и танцевали вокруг костров.
Когда Даниэлла вернулась в Авий, она первое время боялась, что сюда неожиданно может нагрянуть Адриан, но время шло, и девушка с тоской поняла, что он — если не считать три случайных послания — окончательно забыл ее. Конечно же, она старалась вести себя очень осторожно, чтобы у Мак-Лахлана не возникало причин для беспокойства. Люди, которых он оставил охранять Даниэллу, а также следить, чтобы она не наделала глупостей, оказались совершенно очаровательными. Дейлин, о котором она сейчас вспоминала с улыбкой, был всецело предан ей. Ричард Хантингтон, всего на год старше Дейлина, похожий на быка юноша с яркими голубыми глазами, всегда охотно поддавался ее чарам. Джайлз Ривз, суровый пожилой шотландец, прямой как стрела и с лысой, как яйцо, головой, старался следить за девушкой, но его можно было всегда легко уговорить. Поначалу она докладывала ему обо всем, что собиралась сделать, и вскоре пришла к выводу, что очень легко может добиться желаемого ответа.
Доктор Кутэн всегда был рядом с ней, и с его помощью Даниэлле удавалось ослабить то напряжение, которое возникало между людьми на землях, ставших яблоком раздора между английским королем и королем Франции — претендентом, как называл Эдуард короля Иоанна. Надо сказать, Даниэлла всегда находила достойный выход из положения, оправдывающий ее действия. Она была графиней, и поэтому никто не имел права что-либо диктовать ей, а мог только советовать. На всей территории Авийя люди беспрекословно повиновались ей, старались сделать ей приятное, и она считала, что в то время, когда два короля спорят, ей нужно держать ухо востро и заботиться о своих людях. Даниэлла чувствовала себя ответственной за их жизни и благосостояние.
Однако как графиня и представительница дома Валуа Даниэлла полагала, что двери ее замка должны быть открыты для всех. Авий приобрел в Европе славу места, где покровительствуют искусству. Молодая графиня с радостью принимала всех, кто приезжал к ней: художников, музыкантов, ремесленников, людей благородных сословий независимо от того, кто они по крови — англичане или французы. Ну и конечно, к ней приезжали родственники из дома Валуа. Она принимала у себя короля Иоанна и дофина Карла. Симон, граф Монтежуа, ее отдаленный кузен, приехал навестить ее вместе с королем Иоанном, и очень скоро между Симоном и Даниэллой установились теплые дружеские отношения.
