— Питербери, — сумел крикнуть он голосом, хриплым от напряжения. — Джеймс.
Молодой офицер остановился и обернулся, глазами обшаривая улицу. Алек поднял руку. Питербери замер. У него чуть не отвалилась челюсть.
Питербери перешел улицу, у него глаза на лоб полезли.
— Как я рад вас видеть, — добавил Алек с вымученной улыбкой.
— Хейз? — удивленно прошептал он. — Это действительно вы? Алек Хейз?
Алек кивнул:
— Более или менее. Я думаю…
Джеймс прыгнул, будто его толкнули сзади, уронил хлеб, затем схватил Алека за руку и стал тянуть его с улицы в ближайший, узкий переулок. Алек перестал дышать, боль пронзила его руку и бок, он выругался и был потрясен тем, что Питербери закрыл ему рот рукой.
— Шшш… старик, тише! — приказал он и нервно огляделся. — Ради Бога, тише!
— Почему? — Алек нахмурился, но перешел на шепот: — Что произошло?
Но Питербери не ответил. Он всматривался в лицо Алека, выгибал шею, смотрел под разным углом. Алек ничего не понимал.
— Я выжил, как видите, — наконец произнес он. — Это так удивляет?
Питербери снова сделал движение рукой, вынуждая Алека замолчать.
— Тише, — повторил он, на этот раз почти прошипел. Он наклонил голову и прижал ко лбу кулаки. — О Боже…
Не так он представлял себе встречу с другом, пусть и застигнутым врасплох. Алек перенес вес на костыль и ждал. Тягостное чувство овладело им. Произошла какая-то ошибка?
Наконец Питербери поднял на него глаза.
— Вы мертвы, — сообщил он Алеку, и это прозвучало так, словно он сильно разочарован тем, что это не соответствует действительности. — Ваше имя значится в списках убитых.
— Но я не убит. Это очевидно. Крестьянка нашла меня в горе трупов, подобрала и взяла к себе домой. — Алек тряхнул головой и попытался дружелюбно усмехнуться. — Непохоже, чтобы вы обрадовались этой новости, а я так надеялся… Что, мой брат уже пообещал вам отдать мою верховую лошадь, натренированную для охоты?
Питербери покачал головой:
— Нет, нет, нет. Но сейчас… — Его голос становился все тише. — Не то чтобы я был рад, когда думал… но это… О Боже.
— Джеймс, — заговорил Алек с растущим раздражением, — какого черта вы несете эту чушь?
— В общем, вам лучше быть мертвым, — сказал на это его друг. — Тяжело говорить такие слова, но… письма. В ваших личных вещах нашли письма. Господи, я не хочу верить в это, но как вы могли?
Джеймс, казалось, отошел от шока, но теперь в его голосе звучал гнев, причину которого Алек не мог понять.
«Лучше оставаться мертвым» — это говорит один из его старых товарищей, которого он знает с юности?
— Как я мог что? Ничего не понимаю. Лучше расскажите что знаете. Я слышал, Бонапарт бежал, но что наш Королевский драгунский полк? Что Лейси, Понсонби и Аксбридж?
Даже в сумеречном свете было видно, как окаменело лицо Джеймса.
— Аксбридж потерял ногу. Понсонби мертв, Лейси тоже. А вам надо было бы желать, чтобы крестьянка оставила вас там, где вы лежали, на случай если кто-нибудь еще увидит вас. Какого черта вы вернулись?
— Это мой долг, — сказал Алек пересохшими губами. Понсонби и Уилл Лейси мертвы. Его словно ударили в грудь.
— Вас следовало бы пристрелить, вы знаете. Если вы уйдете сейчас, я никому не скажу, из уважения к вашему семейству, но если вы когда-нибудь вернетесь…
— Что случилось? О чем вы говорите? — прервал его Алек. — Я больше двух недель пролежал на ферме, не поднимаясь, и совсем не слышал новостей. Не понимаю, почему меня следует расстрелять за желание вернуться в полк, к чему обязывает меня долг!
— Письма к французам. Вам следовало бы сжечь их. Алек с недоумением уставился на приятеля:
— Письма?
Его неподдельное удивление, должно быть, наконец, подействовало на Питербери. Он заколебался, сморщив лоб.
— Вы знаете, что я имею в виду.
Алек остолбенело покачал головой. Оттого, что он долго простоял, навалившись на костыль, рука у него онемела, и когда он попытался изменить позу, то потерял равновесие и упал. Он нащупал почерневшую от грязи кирпичную стену позади себя и с трудом прислонился к ней.
— Я не имею ни малейшего понятия о каких-то письмах к французам. Вы что, обвиняете меня в… предательстве? — Последнее слово он прошептал, потому что внезапно его смысл обрушился на него. Он, задыхаясь, ждал, моля Бога, чтобы Питербери опроверг его.
— Да.
— И вы верите этому? — Алек ужаснулся. Если бы у него не кружилась голова после долгой ходьбы, он ударил бы Питербери. Хотя в этот момент ему казалось, что тот раздвоился.
Питербери заколебался.
— Я не хочу этому верить.
— Это неправда! — Ноги его дрожали. Алек не удержался, с проклятием сполз по стене и оказался на коленях. Самодельный костыль стукнулся о землю. — Черт, Джеймс. Как вы могли? — Он прижал руку к своему изувеченному боку и ощутил теплую кровь, сочащуюся сквозь рубашку.
Питербери присел на корточки рядом с ним.
— Так это неправда? Вы не связывались с французами, не сообщали им, сколько людей у Веллингтона и где стоит лагерь?
— Никогда! — Голос отказал ему. Он закашлялся, все его тело содрогалось. Теплая кровь струилась между его пальцами, боль иглами вонзалась в бок. Он забыл, какой она может быть острой, что невозможно даже вздохнуть. Пот струйкой бежал по спине.
— Никогда? — Питербери схватил его за перед шерстяной рубашки и сильно тряхнул. — Вы клянетесь?
— Честью моего отца, — сказал он и закашлялся. Теперь перед его глазами было уже три Питербери. — Если вы… даже вы не верите мне, уходите. Оставьте меня умирать, но не называйте предателем.
Какое-то время казалось, что Питербери поймает его на слове. Алек закрыл глаза; его мозг отказывался работать, в нем звучало только одно слово — «предательство». Он предпочел бы умереть здесь, в переулке, только не быть обвиненным в предательстве. Но в этот момент он почувствовал руку, обхватившую его спину.
— Я не могу дать вам умереть, — пробормотал его друг. — Но вы не должны оставаться здесь. — Он подал Алеку костыль и попытался поставить его на ноги. — Пошли. Как-нибудь мы разгадаем эту загадку.
1820 год
В конце недели приехали погостить мать и сестра Джона Хейза. Они намеревались пробыть в Пенфорде неделю. Предполагалось, что Джон уедет домой вместе с ними. Наблюдая, как мистер Хейз встречает свою семью, Крессида вспомнила, что всего несколько недель назад он был здесь хозяином, а его мать и сестра, возможно, надеялись постоянно жить в Пенфорде. Джулия рассказала ей, что у этой ветви семейства Хейзов есть гораздо более скромный дом вблизи Тринга. Миссис Хейз и ее дочь Эмили, жизнерадостная девушка лет шестнадцати, вели себя очень мило и дружелюбно, совсем как сам мистер Хейз. Никому бы не пришло в голову предположить, глядя на его открытое лицо, что он внезапно передал большое и процветающее поместье кузену, который оказался не таким мертвым, как все думали.
