Мое отношение к дону Фелипе изменилось. Во мне проснулась жалость к нему. Я представляла себе его возвращение из экспедиции в надежде найти свою прекрасную невесту, ожидающую его. Вместо этого пришел Джейк Пенлайон, с пиратской грубостью овладел этим утонченным созданием и погубил его.
«Я ненавижу вас, Джейк Пенлайон», — думала я.
Джейк Пенлайон! Как бы я хотела никогда его не видеть. Он принес мне столько несчастья. Здесь я была пленницей, обреченной каждую ночь на невыносимое унижение, — и все из-за Джейка Пенлайона.
Постепенно мои мысли обратились к Хани. Срок родов подходил. В первый год замужества у нее был выкидыш, и я помнила предостережения моей матери, что в следующий раз ей следует быть осторожной. Ребенок должен родиться через пару недель. Кто позаботится о ней?
Я решила встретиться с Фелипе Гонсалесом. Я редко видела его, полагая, что днем он избегает меня. Наши отношения были самыми странными отношениями, которые когда-либо существовали.
Днем он часто бывал в своем кабинете, и я решила встретиться с ним.
Дон Фелипе сидел за столом с бумагами, лежащими перед ним, и, когда я вошла, поднялся.
— Я приказал, чтобы мне никто не мешал, — сказал он.
— Я должна увидеть вас, — ответила я. — Мне нужно поговорить с вами о важном деле.
Он — всегда учтивый — снова поклонился. Я обрадовалась, что комната была темной. Мне было неловко; могу поклясться, что он тоже чувствовал неловкость. Сейчас, днем, мы были двумя незнакомцами, которые ночью становились близкими.
— Я пришла поговорить о сестре. Он успокоился. Я села, и он снова опустился в кресло.
— Как вы знаете, она скоро должна родить. Это может произойти в любую минуту. Я хотела бы знать, что можно для нее сделать.
— У нас много слуг, — сказал он.
— Ей понадобится повивальная бабка.
— В Лагуне есть повивальная бабка.
— Тогда ее необходимо привезти сюда. Моя сестра не виновата в том, что она находится здесь.
— Как не виноват и никто из нас, — подытожил он. Я раздраженно продолжала, ненавидя его бесстрастный тон и думая о его самообмане, когда он представлял меня Изабеллой.
— Нас похитили из дома ради ваших злых целей. Он поднял руку.
— Достаточно, — сказал он. — Повивальная бабка будет вызвана.
— Я полагаю, что вы ожидаете благодарности, но мне трудно благодарить вас за что-либо.
— В этом нет необходимости. Достаточно того, что повивальная бабка приедет.
Он приподнялся в своем кресле, давая понять, что я свободна. Я рассердилась за то, что мной распоряжались, и мне захотелось причинить ему боль.
— Я могу лишь молиться о том, что когда-нибудь освобожусь от вас, сказала я.
— Это произойдет очень скоро. Я молюсь вместе с вами, чтобы мы поскорее освободились от этой утомительной обязанности.
Мой гнев был столь велик, что я чуть-чуть не ударила его.
— Вам, кажется, не доставляет большого труда выполнение этой утомительной обязанности, — выкрикнула я.
— Хорошо, что вы беспокоитесь обо мне. Но могу вас заверить, что у нас есть средства, которые при разумном использовании возбуждают желание даже у самых строптивых.
— И как долго я должна выполнять эту неприятную обязанность?
— Будьте уверены, что как только я буду уверен, что мои усилия увенчались успехом, то с большим удовольствием и облегчением прекращу свои визиты к вам.
— Полагаю, что я, скорее всего, уже беременна.
— Мы должны быть уверены, — сказал он.
— Это такое напряжение для вас. Я думала вас пощадить.
— Я не нуждаюсь в вашей жалости. Чем скорее я сделаю это, тем лучше.
— И когда вы будете уверены в том, что ваше отвратительное семя растет во мне, я смогу вернуться домой?
— Вы будете возвращены вашему законному мужу в таком же состоянии, в каком Изабелла была возвращена мне.
— Вы очень мстительный человек, — сказала я. — Ради вашей мести вы не щадите других.
— Вы правы.
— Я презираю вас за вашу жестокость, за ваше безразличие к другим, за вашу холодную и расчетливую мстительную натуру. Хотя, думаю, вас это не интересует.
— Нисколько, — ответил он с поклоном. Я вышла, но продолжала думать о нем весь день, мечтая о том, как смогу отомстить ему.
Несколько позже повивальная бабка въехала на муле во двор и ее сразу же привели к Хани. К нашей радости, женщина немного говорила по-английски. Она была средних лет и жила с семьей в Кадисе, где работали двое слуг англичан. По-английски она говорила плохо, но все же мы почувствовали большое облегчение от того, что она немного понимает нас.
Она сказала, что у Хани состояние хорошее и ребенок должен родиться на следующей неделе, и попросила, чтобы ее оставили здесь. Вдруг женщина посмотрела на Дженнет и спросила, когда та ожидает рождения ребенка.
Дженнет вспыхнула. Я удивленно посмотрела на нее и только теперь заметила то, что она усиленно скрывала от нас.
Дженнет ответила, что, по ее подсчетам, прошло уже пять месяцев. Женщина потрогала ее живот и сказала, что ее нужно осмотреть. Они вместе вышли от Хани в комнату, где спала Дженнет.
— Я не удивлена, — сказала Хани. — Это рано или поздно случилось бы. Это ребенок Альфонсо.
— Сначала мне показалось, что это ребенок Рэккела.
— Она не могла выносить его после Альфонсо.
— Думаю, что Дженнет может легче перенести любого мужчину, чем отсутствие их.
— Ты часто несправедлива к ней, Кэтрин. Это вряд ли ее вина, что испанский моряк наградил ее ребенком.
— Не думаю, что она слишком противилась.
— Если бы она сопротивлялась, то это ни к чему бы хорошему не привело. Она только подчинилась.
— С большой радостью. Внезапно я стала смеяться:
— Мы все трое, Хани… подумай только! Все беременны. Во всяком случае, не сомневаюсь, что я тоже скоро забеременею. И только я буду иметь ребенка против собственной воли. Что можно чувствовать по отношению к ребенку, появившемуся после изнасилования? Конечно, это было очень вежливое изнасилование. Я не думала, что это так произойдет. — Я смеялась, но вдруг по щекам потекли слезы. — Я плачу, — сказала я. — Впервые. Мне стыдно за себя. Во мне столько ненависти, Хани… к нему и к Джейку Пенлайону. Они виноваты в том, что произошло с нами. Если бы не они, я сейчас была бы дома, в Аббатстве, вместе с моей матерью.
Я закрыла лицо руками, и Хани принялась утешать меня.
— Все произошло наоборот. Мы с Кэри совсем по-иному планировали нашу жизнь. Все должно было быть так прекрасно.
— То, что мы планируем, Кэтрин, редко исполняется.
Ее лицо стало грустным и задумчивым, и я подумала об Эдуарде, ее прекрасном муже, лежащем на булыжниках в крови.
