— Я не сдвинусь с места, пока не услышу от тебя правду. Ты любишь меня или нет?
Она задохнулась, как будто он ее ударил.
— Ответь на мой вопрос.
— Не буду!
— Почему?
— Потому что это не относится к делу.
Синтия выдернула руку.
— Я уже сказал, что люблю тебя.
— Ты не любишь меня. Ты только думаешь, что любишь, потому что я для тебя новинка. Я не похожа на тех женщин, что были у тебя в Лондоне, понимаешь? Я — другая. Мне наплевать на твои долги, на твое положение. Я как передышка для тебя, Ник. Временное облегчение. Вот и все.
Невероятно. Как она успела стать такой циничной в своей деревне?
— Это не все, черт возьми.
— Правда? — Синтия сложила руки на груди. — А что же тогда? Чем же я лучше всех этих красивых лондонских женщин? Чем я лучше красивой девушки в красивом платье с приличным наследством? Ничем.
— Ничем? — закричал Ник.
— Я простая деревенская девушка, без образования. У меня нет денег, у меня нет ничего, даже красоты. Любая из всех тех женщин в Лондоне станет для тебя лучшей женой.
— Ни одна не станет. Ни одна душа в Лондоне меня не знает так, как ты. Ни один человек. Ты знаешь, почему я не испугался, когда ты появилась в образе призрака? Потому что я тоже был призраком, Син. Я — призрак. И ты единственная, кто все еще видит меня.
Казалось, в этот момент даже чайки кричать перестали. Ланкастер отступил на шаг, пораженный своими словами. Синтия была ошеломлена.
— Что ты имеешь в виду?
— Это просто… Просто там не так, как здесь. Вот и все.
— А мне кажется, что это не все, — прошептала Синтия.
— Ну а что еще? — Ланкастер натянуто улыбнулся. — Ностальгия. Тяга к простой жизни.
— Значит, ты признаешь, что я всего лишь символ этой простой жизни?
— Нет, не признаю.
Порыв ветра, выхвативший густую прядь волос из пучка, закрыл лицо Синтии. Она на мгновение перевела взгляд к морю, поправляя волосы. Ветер снова выхватил прядь, и теперь она пристала к щеке, но Синтия не обратила на это внимания.
Она встретилась взглядом с Ником, и он замер, видя нерешительность в ее глазах.
— Ник, что случилось, когда ты уехал?
Ему вдруг показалось, что ветер взвыл у него в ушах. У него все похолодело внутри, когда он прочел сомнение в ее взгляде.
— Ничего, — словно кто-то другой ответил голосом Ника. — Я уехал в Лондон. И все.
— Мне кажется, что это не все. Есть еще что-то.
— Нет, больше ничего.
— Не лги мне. Если не хочешь говорить, так и скажи. Только не лги.
Ланкастеру показалось, что у него сжались легкие. Он намеревался сказать ей то, что говорил всем. Солгать, как лгал воем остальным. Но почему-то не мог. Он не мог лгать, когда его просили сказать правду.
— Мне не хочется обсуждать это.
У него дрожали руки от ужаса, что надо говорить правду.
— Хорошо. — Но в глазах у Синтии поселилась тревога и даже страх. — Хорошо, но…
Николас повернулся и пошел вперед к цели. Песок громко скрипел у него под ногами. Синтия окликнула его, но он не обернулся. Он просто переставлял ноги и уходил от своего прошлого, как он надеялся, к будущему.
Прошло, пятнадцать минут, но у Синтии все еще дрожали колени. Она ничего не понимала. Не могла попять.
Неужели это правда? Неужели он пытался убить себя? Эта мысль пугала ее. Желание Ника умереть противоречило всему тому, что она знала о нем. Но он сказал, что был привидением. Привидением. Как будто воскрес из мертвых.
Синтии хотелось броситься к нему, обхватать руками и умолять сказать ей, что это неправда.
Но Ник продолжал идти впереди, и молчание, как облако, окутывало его. И если она обхватит его руками, он в панике оттолкнет ее. Почему?
— Мне кажется, мы здесь останавливались. — На расстоянии его голос звучал доброжелательно. — Я узнаю вон тот горный хребет.
Синтия кивнула и проглотила комок, подступивший к горлу.
— Хорошо, давай приступим.
Его улыбка теперь казалась искренней. «Ни одна душа в Лондоне меня не знает». Они завернули за скалу, Ник подмигнул и указал на узкую расщелину в пяти футах от земли:
— Я возьму это на себя.
После того случая с черепом животного Синтия позволяла ему первому залезать в глубокие темные щели. Но даже если бы сейчас она захотела возразить, то не смогла бы. Она не могла говорить. Не могла вести себя так, словно ничего не произошло, как это делал Ник. Поэтому она просто наблюдала, как он карабкается по камням, перелезает через выступы, постоянно проверяя глубокие расщелины, которые не были видны снизу.
Синтия молчала уже почти час. Она не знала, было ли его хорошее настроение по-прежнему притворным или оно действительно стало продолжением его хорошего утреннего. Она уже стала забывать свои опасения и просто с удовольствием наблюдала, как работает Ник. Его волосы трепал ветер, бриджи при каждом шаге плотно облегали бедра.
Он спрашивал, любит ли она его. Конечно, любит. И всегда любила. Его волосы, его улыбку, его смех. То, как он радуется, когда с ним кто-то разговаривает. Его невероятно теплые карие глаза. Те маленькие любезности, которые он оказывал.
А теперь, кроме этого, она любила его сильные руки и жаркие губы. Курчавые жесткие волосы на широкой груди. И все то, что он проделывал с ней в темноте. И при свете дня.
Конечно, она любит его. Но что такое любовь? Она любила своего отца тоже, если можно верить смутным воспоминаниям. Она всю свою жизнь любила мать. Но вся эта любовь не принесла ей ничего. Ничего, кроме боли. Глубокой боли, которая длилась неделями, месяцами, годами. Она никогда по-настоящему не прекращалась, просто нити этой боли стали достаточно тонкими, чтобы не замечать их, и проникли довольно глубоко, чтобы не обращать на них внимание.
Да, она любит его. И с этим ничего не поделаешь. Она может любить его издалека, как делала до сих пор. Пока будет знать, что он жив.
— Син! — позвал Ник откуда-то сверху.
Синтия часто заморгала, осознав, что все это время не отрывала глаз от пенящегося потока воды, исчезающего в небольшом водоеме между скалами.
— Синтия! — Ник помахал ей с высоты примерно четырех футов. — Мне нужна твоя помощь!
Она бы встревожилась, если бы не услышала оптимизма в его голосе. Синтия почувствовала приступ волнения.
— Что там? — Она запыхалась и тяжело дышала, когда остановилась перед ним.
— Там наверху есть пещера. Я не могу добраться до нее, но если я подпихну тебя, ты сможешь достать до края.
Синтия подала ему руку, и он помог ей взобраться на широкий выступ, на котором стоял сам. Следующая плоская поверхность была на высоте примерно семи футов.
