— Ни за что! — Он со смехом вскочил и поднял ее с пола. — Т-с-с! Ох, Винни!
Ему вдруг ужасно захотелось домой. Сердце заныло от сладкой тоски по болотистым пустошам и утесам на морском берегу, где он мог часами бродить, не зная усталости, потому что знал: у него есть дом и семья, где ему всегда рады.
— Позвольте мне рассказать вам про Корнуолл, — сказал Мик, снова опускаясь на пол и увлекая за собой Винни, так что она оказалась у него на коленях. Он поцеловал ее в макушку и начал свой неторопливый рассказ.
Он говорил обо всем, что приходило на память. О том, как любил играть в развалинах кельтских замков, не задумываясь о том, чьи руки возводили эти древние стены. Он просто считал эти замки своими. Он вспоминал, как водил гулять на берег младших братьев, а потом и сестер, пока их компания не разрослась до четырнадцати сорванцов-погодков.
— Как много детей! — заметила Винни.
— Мама была католичкой. Если Господь наградил ее ребенком, она испытывала радость. Она готова была принять под свое крыло даже чужих детей. Так случилось с моим братом Брэдом. Его мать умерла, а отец так его лупил, что он сбежал из дому и поселился у нас. И стал самым настоящим Тремором.
— Наверное, ваш отец помогал матери воспитывать детей? — предположила Винни.
— Боже упаси! Мой папаша отчалил после рождения то ли четвертого, то ли пятого ребенка!
— Но откуда же тогда взялись остальные? — Святая простота! Винни явно поразила такая подробность.
— Господь управил! — с добродушным смешком пояснил Мик. — Так любила говорить матушка. Непорочное зачатие. Она становилась сама не своя, когда речь заходила о Боге. — Он снова добродушно рассмеялся. — Она желала нам добра. И старалась по мере сил внушить и нам свою веру, но в итоге только запугивала до смерти младших детей. Они всегда бежали жаловаться ко мне, а я вытирал им слезы и утешал: дескать, Боженька не станет вас наказывать! Он вас любит! И мама тоже вас любит, но вы слишком рассердили ее, а у нее не поднимается рука отлупить вас как следует, хотя вы это заслужили!
Мик перевел дух и продолжил:
— Когда я подрос, то стал считать своим долгом внушить им хоть немного почтения к матери и в то же время заставить слушаться. Какой прок запугивать малышей небесными карами и вечным проклятием? И я всегда им говорил: «Вы не очень-то радуйтесь, потому что вместо мамы вас могу выдрать я! А у вашей мамы слишком доброе сердце. Она не решается поднять на вас руку и поэтому пугает смертными грехами!» И вы знаете, это действовало! Мы все любили ее и старались ей помочь.
— Особенно вы! — уточнила Винни.
— Да, особенно я. — Он задумчиво провел губами по ее пушистым мягким волосам. — Я, как старший, должен был присматривать за остальными. И вообще следить за порядком в доме.
Она задумалась. На коленях у Мика было так удобно и уютно, что Винни позволила себе немного расслабиться и не думать о приличиях. Она даже позволила себе пошутить:
— Теперь понятно, почему вы часто пытаетесь повелевать другими с такой королевской самонадеянностью!
— А я и есть король! — совершенно невозмутимо сообщил он. — Король судьбы Мика Тремора. Так же как вы, моя милая, являетесь королевой. Королевой собственной судьбы.
— Но если вы так любите свой Корнуолл, то почему уехали?
— Чтобы прокормиться. Когда мамы не стало, мы чуть не померли с голоду. — Он сказал с горьким смешком: — Не хочу вам врать, Вин! Но по-моему, кое-кто из моих братьев и сестер появился на свет в результате предпринимательской деятельности моей матушки! — Ему было смешно и печально думать о том, что отчаянные попытки матери заработать хоть немного денег для голодных детей приводили к тому, что детей становилось еще больше. — Словом, на те деньги, что я с тремя братьями получал в шахте, невозможно было прокормить четырнадцать голодных ртов. Вот и пришлось мне подкинуть малышню дядьям да теткам, а самому податься на заработки. С собой я взял Фредди — охотницу хоть куда. Вы с ней уже знакомы.
— Да, я помню, как вы ее хвалили.
— Ну, вообще-то я немного приврал. Она уже совсем старушка. — Мик подумал и решительно заявил: — Но это благодаря ей я с первых дней уже мог посылать домой деньги. Пусть небольшие, но на них можно было купить и еду, и одежду — то, чего вечно не хватает, если в доме есть дети. Так мы продержались еще одну зиму. Это Фредди нас вытащила. Вот почему я ни за что не оставлю ее, пока она жива.
— Четырнадцать, — задумчиво повторила Винни. — Это очень большая семья.
— Не маленькая, однако я справился, а потом и помощники подросли. Пять братьев, восемь сестер. Самой маленькой всего одиннадцать. Я до сих пор помогаю тем, кто еще не может работать, часть денег посылаю трем теткам и дяде, которые за ними присматривают, а что останется, оставляю себе. Не знаю, что бы я делал без своих близких.
— А они — без вас, — напомнила Винни.
— И то сказать! — рассмеялся Мик и тут же поправился: — Пожалуй. Пожалуй, вы правы! — Он хмыкнул, как будто был не рад своей безукоризненной речи. — Во всяком случае, мне как-то даже не приходило в голову потратить на себя весь заработок. — И мистер Тремор пояснил, явно намекая на поведение ее кузена: — Я хочу сказать, что деньги были бы мне не в радость, знай я, что мои родные бедствуют.
Винни оценила это проявление преданности, но виду не подала.
Оба замолчали, неподвижно сидя на полу в зале для танцев. Мику нравилось так сидеть. Он снова провел губами по ее волосам. Шелковистые, мягкие... Как и все остальное. Она пахла свежестью и лимоном.
Чувствуя, что он может не сдержаться и прижать ее к себе, опрокинуть на спину и улечься сверху, Мик осторожно высвободился и встал.
— Не похоже, чтобы он был хорошим парнем, этот ваш хваленый кузен. — Видимо, Мик вспомнил, как Эдвина сказала, что Ксавье должен ему понравиться, что он нравится всем.
Винни не спешила подниматься с пола. Она подтянула колени к груди и посмотрела на Мика снизу вверх.
— Ксавье умеет забавно шутить.
Она сухо рассмеялась и наклонила голову, так что Мику стали видны две заколки в ее волосах. Так вот в чем дело! А он никак не мог понять, что же не дает ее волосам свободно упасть на плечи. На вид они казались довольно тяжелыми. Блестящая корона с медным отливом. Сплетенная из великого множества ярких пушистых локонов. Потрясающе.
— Говорят, в последнее время он сильно изменился, — продолжала Винни. — Меньше шутит, часто бывает мрачным. Ничего похожего на то, каким я видела его в последний раз. В тот день, когда он получил наследство, Ксавье мог заткнуть за пояс любого восемнадцатилетнего повесу. Кстати, вскоре после этого он женился на женщине, которой тогда было примерно столько же лет, сколько мне сейчас. Десять лет он добивался ее взаимности. Представляете? Вивьен должно быть теперь что-то около сорока. Мне ужасно хотелось обвинить ее во всех смертных грехах, в том, что она вышла за него по расчету, но я не могла не видеть, что она очень милая. Скромная. Отзывчивая. Говорят, она такой и осталась. Кажется, она родом из богатой итальянской семьи или из бедной, но очень знатной. Словом, пока Ксавье не получил наследство, об их браке не могло быть и речи. Она настоящая красавица. Она до сих пор с ним. И не оставит его до самой смерти.
