Всего десять лет ушло у Розмари на то, чтобы окончательно разорить мужа. А потом… она сбежала с одним из его служащих.
И все это на глазах у Бэрона, несчастного, одинокого, растерянного ребенка. После побега матери ему оставалось только беспомощно наблюдать, как спивается отец, пожираемый страстью к неверной жене. Грязный, небритый, вечно хмельной Натаниел Кейн заперся в пустом ветшающем особняке и мечтал, мечтал, сплетая красочные фантазии, , грезя о жене, никогда его не любившей.
Только однажды мальчик взбунтовался и в порыве гнева излил всю ненавистью бросившей их обоих женщине. Отец избивал его до тех пор, пока из носа и рта не пошла кровь, а заплывшие глаза не превратились в щелочки. Позже Натаниел вроде бы и не помнил, что сотворил с сыном.
Урок, полученный Бэроном от родителей, был настолько жестоким, что он навсегда его запомнил. И усвоил, что любовь — это слабость, калечащая души и сердца людей, поэтому надо всячески ее избегать. С тех пор он старался не привязываться ни к людям, ни к вещам: дарил книги, продавал лошадей, прежде чем успевал по-настоящему прикипеть к ним душой. Но сейчас, стоя у окна библиотеки «Райзен глори», глядя в жаркую, душную ночь, думал об отце, матери и… Кит Уэстон.
Он находил весьма слабое утешение в том, что она одним взглядом способна пробудить в нем бурю отрицательных эмоций. Беда в том, что она так легко может задеть его чувства. Но с того дня, как увидел таинственную, прекрасную незнакомку под вуалью, он так и не сумел выбросить ее из головы. А сегодня, коснувшись ее грудей, вдруг понял, что ни одну женщину не желал сильнее.
Он мельком взглянул на стол. Похоже, никто не трогал сегодня бумаги. Значит, она не прокрадывалась сюда, пока он ходил в конюшню проведать лошадей. Стоило, наверное, запереть счетные книги и банковские документы, как только он обнаружил, что она сует в них нос, но Кейн испытывал извращенное удовлетворение, получая доказательства ее нечестности.
Месяц, отпущенный ей, почти закончился. Если он хоть что-то понимает в женщинах, она скоро выскочит за этого идиота Парселла. Поэтому он должен найти способ избавиться от чар, которыми она его опутала.
Если бы он только знал как…
В коридоре послышались тихие шаги. Она снова пустилась в разведку, но сегодня он не в том настроении, чтобы терпеть ее штучки.
Кейн в два прыжка оказался у двери и повернул ручку
Дверь с треском распахнулась, и Кит испуганно вздрогнула. На пороге возвышался Кейн, огромный, красивый и совершенно необузданный. Неукрощенный. Неприрученный. А она… Боже, на ней всего лишь тонкая ночная сорочка, правда, закрывавшая тело от шеи до пят, но после того, что произошло между ними, она чувствовала себя голой.
— Бессонница? — издевательски, протянул он.
Да, она опять проигрывает в сравнении с Вероникой Гэмбл. Той и в голову не пришло бы бродить по дому босой и с распущенными волосами. Нужно было хотя бы сунуть ноги в домашние туфли, прежде чем спуститься вниз!
— Я… почти ничего не ела за ужином. Проголодалась и хотела взглянуть, не осталось ли вишневого пирога.
— Я и сам не прочь перекусить. Поищем вместе, — бросил Кейн вроде бы небрежно, но глаза хищно блеснули, и Кит немедленно пожалела, что он решил пойти с ней на кухню. Следовало бы оставаться у себя в комнате, но за ужином кусок не лез ей в горло, и сейчас она просто заснуть не могла от голода!
Кухарка Пэтси оставила пирог на столе, под полотенцем. Кит отрезала небольшой ломтик и, передав тарелку Кейну, уселась за стол. Кейн подошел к двери и, прислонившись к косяку, стал есть. Однако, проглотив несколько кусочков, отставил тарелку.
— Почему ты тратишь время на Парселла? Он такой зануда!
— Так и знала, что ты наговоришь про него гадостей! — буркнула девушка, ткнув вилкой в корку. — Не случайно ты был с ним почти груб.
— А ты, конечно, была идеалом учтивости по отношению к миссис Гэмбл!
Но Кит не желала ни говорить, ни слышать про Веронику. Эта женщина сбивала ее с толку. Интриговала. При всей своей нелюбви к Веронике Кит невольно ею восхищалась. Она много путешествовала, читала все, что хотела, и встречалась с необыкновенными людьми. С ней можно было говорить часами. Но Кит чувствовала себя в ее присутствии так же неловко, как в присутствии Кейна.
— Я знаю мистера Парселла с самого детства, — объявила она, катая по столу вишенку. — Он прекрасный человек.
— Даже слишком. Особенно для тебя. И это комплимент, так что спрячь коготки.
— Должно быть, тонкость комплиментов янки для меня недоступна.
Кейн отошел от двери, и кухня вдруг показалась чересчур тесной.
— Ты в самом деле думаешь, что этот человек позволит тебе носиться по полям в мужском костюме? Или бродить по лесу? Сворачиваться клубочком на диване и разрешать Софронии класть голову тебе на колени? Показывать Сэмюелу, как играть в шарики, или флиртовать с каждым, кто попадется на глаза?
— Но, став женой Брэндона, я не буду ни с кем флиртовать! — возразила Кит.
— Не обольщайся. Ты прирожденная кокетка. Иногда мне кажется, что ты даже не замечаешь своих ужимок. Мне говорили, что южанки приобретают эту способность едва ли не в материнской утробе, и ты, очевидно, не исключение.
— Спасибо.
— А вот это уже не комплимент. Поищи себе другого мужа.
— Странно. Не помню, чтобы я спрашивала твоего мнения.
— Нет, но будущему жениху придется просить у меня разрешения на брак, если, конечно, ты хочешь получить свои денежки.
Сердце Кит замерло. Похоже, Кейн настроен решительно, и это ее пугало.
— Но это всего лишь формальность. Ты дашь разрешение любому, кого я выберу.
— Напрасно ты так уверена.
Пирог холодным комом заворочался у нее в желудке.
— Не нужно играть со мной. Когда мистер Парселл попросит моей руки, ты согласишься.
— Я, как опекун, не могу оставаться равнодушным, когда моя подопечная делает роковую ошибку.
Кит вскочила, опрокинув табурет.
— А что, в обязанности опекуна входят и те ласки, которыми ты так щедро осыпал меня сегодня вечером?
Словно молния проскочила между ними. Кейн опустил глаза и медленно качнул головой:
— Нет. Вовсе нет.
Воспоминания о прикосновении его рук, сжимавших ее грудь, были слишком живы в памяти. Зря она об этом заговорила!
Кит торопливо отвернулась.
— Я уверена в своей правоте и хорошо знаю Брэндона.
— Ты ему безразлична. Мало того, он тебя недолюбливает.
— Ошибаешься!
— Да, он желает тебя. Именно желает, не больше. Но не одобряет твоего поведения. Кроме того, для многих южан и сто долларов — сумма огромная. Брэндону не терпится наложить лапы на твое приданое.
