– Если бы это была не правда, я играл бы в очень опасную игру, понимаешь? Церковная мышеловка ждет и готова захлопнуться.
– Значит, ты действительно любишь меня?
– Люблю, Софи.
– По-настоящему?
– По-настоящему.
Неожиданно освободившись из его рук, София вскочила на ноги и взглянула на лорда Фрэнсиса сияющими глазами.
– Я должна вернуться в дом и найти маму и папу. Нужно сказать им, что мы обручились.
– Софи, – он почесал голову, – если я шепотом скажу «сумасшедший дом», ты не разорвешь меня в клочья?
Она задумчиво посмотрела на него, а потом хихикнула.
– Мы обручились только что, и никто об этом не знает.
– Пусть это будет нашей тайной. Сядь рядом и дай мне по-настоящему поцеловать тебя.
– Теперь мы перестанем ссориться? – усевшись, поинтересовалась она.
– И в дальнейшем будем вести скучную благопристойную жизнь? – ужаснулся он. – Избави, Господи. Позволь мне взглянуть, где только что была моя рука. Где-то, где тепло и уютно. Здесь?
– Ты как-то сказал, что она маленькая. Ты и правда так считаешь? – спросила София, когда он снова накрыл рукой ее грудь.
– Я видел и побольше и, ах, даже трогал несколько.
– Вот как? Ты всегда будешь сравнивать меня со своими… со своими женщинами? – обиделась она.
– Только когда захочу начать ссору. Моя рука прекрасно себя там чувствует, разве нет? Признай это, Софи.
– Тебе этого очень хочется, правда? Ты самовлюбленная…
Он закрыл ей рот поцелуем.
– …жаба.
– Ш-ш-ш, Софи. Я весьма долго ждал. А ты восхитительно целуешься. Так целоваться всегда было моей привилегией.
– О-о. М-м-м.
– И у тебя восхитительная грудь, – шепнул он, не отрываясь от ее губ. – Ответа не требуется и не допускается.
– М-м-м.
– Слишком туго, – пожаловался лорд Фрэнсис Клоду, оттягивая галстук и вертя головой из стороны в сторону.
– Он твоего обычного размера? – спросил брат.
– Разумеется.
– Тогда, полагаю, это самый обычный свадебный галстук.
– Хм?
– Видимо, его сделали точно того же размера, что и все остальные твои галстуки, вместо того чтобы прибавить пару дюймов на свободу раздувшейся шеи, которая становится такой в дни свадьбы, – пояснил брат. – Туфли, наверное, тоже жмут. Ну, как они?
– А, ясно, в чем дело. Я должен служить мишенью для колкостей именно в тот день, когда сам не в состоянии придумать ни одной остроты.
– Между прочим, в такой день повар всегда кладет в завтрак порцию отравы, – добавил Клод. – Естественно, только жениху, а не всем. Тебя не подташнивает, Фрэнк?
– Если бы я планировал повторить все это еще раз, то, как любой здравомыслящий человек, собирающийся жениться, выбрал бы в шаферы неженатого мужчину. – Фрэнсис расправил кружевные манжеты и бросил последний взгляд на свое отражение в зеркале. – Такой человек не стал бы хихикать надо мной. Вспомни, я не отпустил ни одной глупой шутки, когда был у тебя шафером!
– Ты был слишком занят тем, чтобы определить, сколько тебе потребуется времени, чтобы во время свадебного завтрака очаровать Марианну, кузину Генриетты, – напомнил Клод. – Я уверял, что она поддастся твоим чарам еще в церкви, но, честно говоря, сам ничего не заметил, мое внимание было поглощено другим.
– На мой вкус, она оказалась слишком пышной.
– Она слишком пришлась тебе по вкусу, и в этом была проблема, Фрэнк. Ее отец уже собирался задать тебе вопрос о твоих дальнейших намерениях, разве не так?
– Ей-богу, это было слишком. Всегда было небезопасно флиртовать с девушками, имеющими безупречную репутацию, правда?
Разговор шел в туалетной комнате, примыкавшей к спальне, где лорд Фрэнсис провел ночь. Он ночевал в доме одного из соседей графа, так как жениху не полагалось проводить ночь перед свадьбой под одной крышей с невестой или видеться с ней до встречи у алтаря. Клод приехал рано утром.
– Очень рад, что ты употребляешь прошедшее время, – заметил Клод. – Значит, в будущем ты отказываешься от всех женщин, кроме Софии, Фрэнк?
– Боже правый, конечно, да. Она превратит мое лицо в карту дорог, если только я осмелюсь поглядывать по сторонам.
– И это единственная причина?
– Я собираюсь обзавестись собственной детской, – на мгновение задумавшись, ответил лорд Фрэнсис, – а имея больше одной, можно запутаться, да к тому же это слишком дорого.
– Все тот же старина Фрэнк. От тебя никогда не дождешься прямого ответа. Надеюсь, ты женишься не потому, что София продолжала преследовать тебя, а ты просто устал от нее удирать? Берти, Дик и я говорили об этом вчера вечером. Мы немного встревожены.
– Преследование продолжалось почти до последнего момента. – Надевая туфли, лорд Фрэнсис морщился от боли. – Честно говоря, оно закончилось всего пару дней назад. Но направление погони изменилось. Ты когда-нибудь видел, как кошка, сломя голову убегающая от собаки, вдруг останавливается, чтобы дать бой? Собака неминуемо пугается и убегает, а кошка по пятам следует за ней. Скажем, я кошка из этой присказки. Черт побери, эти туфли, похоже, на размер меньше.
– Пора идти, Фрэнк, – расхохотавшись, сказал брат. – Знаешь, нельзя заставлять невесту ждать.
– Софи – ждать? О Боже, конечно, нет. Не хочу и слышать об этом. Мы ссорились бы всю дорогу до Италии. Я бы предпочел ссориться по поводу чего-нибудь, в чем абсолютно уверен. – Он нервно пригладил рукой волосы и повернулся к двери.
– Надеюсь, вы не собираетесь всю свою совместную жизнь провести в перепалках? – нахмурился Клод.
– Я собираюсь быть счастливым и позабочусь о ежедневных ссорах с Софи, Клод. Что ты там говорил об отравленном завтраке? Это серьезно? Надеюсь, у меня перестанет урчать в животе, когда я окажусь в церкви. Это было бы унизительно, правда?
– Яд потеряет свою силу, как только ты увидишь невесту, – успокоил его брат.
– А-а, – промычал лорд Фрэнсис, открывая дверь.
* * *
– София, постой спокойно еще минуту. – Оливия стояла на коленях посреди туалетной комнаты дочери. – Вот так. Все великолепно. – Она присела на пятки и взглянула вверх. – Ты замечательно выглядишь.
У Софии было подвенечное светло-голубое муслиновое платье со слегка присборенными рукавами, с широким шелковым поясом, с отделкой по вороту и белой зубчатой оборкой. Горничная с помощью одного из садовников сплела букетики цветов – один для прически, а другой, поменьше, чтобы носить на манжете. Одним словом, София выглядела тем, кем и была – молодой и невинной невестой.
– Мама, ох, мама. – София смотрела на Оливию широко раскрытыми испуганными глазами.
