Он удержался от резкого ответа.
– Сирил сказал, что он вас услышал и именно ваш голос вернул его из забытья.
При этих словах Мэри посмотрела на него, сжимая в руке сорняки. Движением запястья она смахнула прядь волос со лба, оставив еще одну очаровательную грязную отметину. Настороженная незащищенность в ее глазах пронзила его сердце.
– Что еще он сказал?
– Очень мало. Я не хотел, чтобы он слишком напрягался.
– Вы должны были спросить, что произошло той ночью, когда в него стреляли.
– Разумеется. – Адам сжал зубы. Именно это мучило его, заставило полночи мерить шагами спальню. – Боюсь, что последовательность событий несколько смешалась в его памяти. Когда я очень мягко предположил, что Джозефин могла убежать с новым любовником, он сказал, что будет говорить только с вами.
На самом деле слова, произнесенные Сирилом, шокировали бы Мэри. Он обрушился на Адама с таким яростным гневом, что Адам до сих пор не отошел от этого удара. Это так было непохоже на Сирила, с его извечной готовностью улыбаться, шутить даже в самых серьезных обстоятельствах, с его непередаваемым очарованием, которое согревало холодные коридоры дома Брентвеллов.
Конечно, ему всегда был свойствен юношеский задор, и с момента безвременной кончины их отца Адаму приходилось держать Сирила в жесткой узде. Он привык, что младший брат относится к нему с уважением и даже видит в нем героя. Но с появлением Джозефин Шеппард влиянию Адама пришел конец. Сирил перестал прислушиваться к разумным доводам. Охваченный романтическими иллюзиями, он выполнял каждое ее желание, даже когда она потребовала невозможного – брака с аристократом, который был недосягаем для нее, если учесть ее положение в обществе.
Раскаяние терзало Адама. Да поможет ему Господь, если Сирил вдруг узнает, какими средствами Адам пытался помешать этому браку. Его брат никак не хотел понять, что им руководило лишь желание помешать Сирилу совершить ужасную ошибку.
Балансируя на пятках, Мэри сердито смотрела на Адама, и ему вдруг стало не по себе, словно этот все понимающий взгляд проник в его мысли.
– А, теперь я понимаю, почему вы снизошли до визита. – Мэри ткнула в сторону Адама лопатой, словно Господь Бог, указующий перстом в грешника в Судный день. – Вы хотите снова использовать меня. Точно так же, как тогда, когда вы бросили меня Питерборну и всем тем похотливым господам.
Адама все еще преследовала картина, когда Питерборн рвал на ней платье.
– Я не должен был подвергать вас такому испытанию. И я вновь покорнейше прошу у вас прощения.
– Как замечательно вы извиняетесь! Вы заставили меня думать, что заботитесь только об интересах моей сестры, – и все это время стремились повесить ее на ближайшем столбе.
Адам твердил себе, что ему нечего стыдиться своего желания наказать преступника. Он сцепил руки за спиной:
– Суд определит ее судьбу. Если она невиновна, ей нечего бояться.
– Но вы, однако, уже осудили ее.
У него возникло искушение не согласиться, ему так хотелось увидеть в ее глазах нежность, а не осуждение. Но он не станет прятаться за еще одной ложью.
– Да, осудил.
– Вы… вы…
Мэри поджала губы, словно старая дева, хотя ее вздымающаяся грудь и отдаленно не напоминала что-то подобное. С высоты своего роста он не мог не заметить ложбинку между ее грудей в открытом вороте платья. Ему нужно отвернуться. Нечего вспоминать о том, какой мягкой и нежной она была в его руках.
– Аристократ!
Вскочив на ноги, Мэри швырнула в него пригоршню сорняков. Внезапность ее атаки застигла Адама врасплох. Он отшатнулся и едва не упал, наткнувшись на пса, отскочившего с громким визгом. Но Адам опоздал. Грязь и листья попали ему в грудь, запачкав одежду. Комья земли прилипли к галстуку.
– Боже милостивый! – Адам двумя пальцами снял с плеча увядший сорняк, оставивший полоску грязи. – Нет необходимости вести себя столь нецивилизованно.
Мэри отряхнула руки, имея при этом наглость выглядеть весьма довольной собой.
– Прошу прощения, ваша светлость. Мы, простые девушки, не знакомы с приличиями светского общества.
– Вы должны знать, что не следует бросаться грязью.
– Вы, вероятно, предпочли бы, чтобы я ударила вас по щеке и потребовала встречи на рассвете с пистолетами. Разве не так вы, аристократы, решаете свои проблемы?
Адам вытащил накрахмаленный носовой платок и начал стирать грязь с сапог.
– Дуэль – не женское дело. Ее цель – уладить дело чести между двумя джентльменами.
– Замечательно! Можно было бы подумать, что вы причисляете себя к людям чести.
Адам, вытиравший сапоги, выпрямился. Никто никогда не осмеливался ставить под сомнение его честь. Никто.
Он тщательно сложил запачканный платок, убрал его в карман и посмотрел на нее ледяным взглядом.
– Я сделаю вид, что не слышал этого.
– Ну тогда позвольте мне продолжить. Вы мне солгали. Вы заставили меня поверить, что вы – спаситель моей сестры, а на самом деле оказались, ее врагом. – Она сопровождала каждое обвинение загибанием измазанных землей пальцев. – Вы лишены принципов и, совершенно определенно, всякой морали, а о приличиях вы и не слышали никогда!
Это стало последней каплей. Схватив Мэри за руки, Адам притянул ее к себе, его руки скользнули на ее талию, удерживая ее на месте. В его крови бушевал огонь. Он не выносил мужчин, использующих силу в отношении женщин, но сейчас все его благоразумие куда-то испарилось.
– Вам, возможно, будет интересно узнать, как низки мои моральные устои.
Мэри настороженно взглянула на него из-под густых ресниц, затем вздернула подбородок и посмотрела ему прямо в глаза.
– Кстати, могу назвать еще одно ваше прегрешение. Вы едва не лишили меня целомудрия.
Ее искреннее негодование развеяло гнев Адама. Он мгновение молча смотрел на нее, потом улыбка тронула его губы, и он вкрадчиво поинтересовался:
– О, неужели? И когда же едва не случилось это эпохальное событие?
Ее щеки порозовели.
– Вам прекрасно известно, что вы поцеловали меня. Три раза. И все ради удовлетворения вашего желания.
Всколыхнувшаяся в душе нежность сломала его оборону. Он не удержался и провел большим пальцем по ее губам, таким мягким и нежным.
– Поцелуй никак не сможет удовлетворить мужчину. Вам еще многое предстоит узнать о наслаждении, мистрис[7] Мэри.
Она вспыхнула и оттолкнула его руку.
– Перестаньте так ко мне обращаться! Я вам не любовница.
– И мы оба должны быть рады этому.
Но Адаму внезапно до боли захотелось овладеть ею. Он жаждал увидеть, как раскинутся по подушке эти роскошные рыжие волосы. Он хотел ощутить, как ее неопытное тело пробуждается под его телом, услышать ее голос, взывающий к нему в момент наслаждения. Он хотел насытить неуемное желание, не дававшее ему спать по ночам.
