Виконт обернулся.
Через Нью-Пелес-Ярд[48] к нему приближался одетый в вечерний наряд лорд Фэйрчайлд, чей подбитый шелком плащ развевался от каждого сердитого шага.
– Прошу прощения?
Лицо Фэйрчайлда приобрело оттенок, средний между пурпурным и фиолетовым.
– Вы что, за дурака меня держите? – слова выстреливали, словно пули. – Вы прекрасно понимаете, о чем я!
– Если вы имеете в виду расследование смерти вашей до…
– Ради Бога, не здесь, – прохрипел барон, увлекая виконта дальше по улице. – Так вот ради чего все это? – понизил он голос до свистящего шепота. – Нападками на репутацию моей дочери вы хотите навредить мне?
– Это все, – возразил Себастьян, пристально вглядываясь в искаженные, пошедшие пятнами черты собеседника, – ради справедливости. Справедливости для убитой женщины, зарытой в безымянной могиле.
Фэйрчайлд так крепко стиснул зубы, что даже челюсть задрожала.
– Моя дочь в Нортгемптоншире, слышите?! В Нортгемптоншире! А если будете упорствовать в своих инсинуациях, клянусь Богом, я вызову вас на дуэль!
Виконт смотрел в налитое кровью, мясистое лицо и думал о короткой и трагической жизни Рейчел Фэйрчайлд. Он припомнил «склонность» барона к маленьким девочкам, и в душе поднялась такая волна отвращения, что даже желудок свело. Когда-то Девлин полагал, что связь между отцом и его детьми – одна из самых тесных, уступающая разве только связи ребенка с матерью. Отношения виконта с собственным отцом никогда не были простыми. Себастьян всегда чувствовал, что разочаровывает и расстраивает Гендона. Было время – в черные дни после смерти последнего из старших братьев – когда мальчику казалось, будто граф его ненавидит. Ненавидит за то, что Себастьян остался жить, в то время как другие сыновья умерли. Но при всем при том Гендон преданно защищал уцелевшего сына – как залог будущего. Себастьян считал, что все отцы такие. Только в прошлом году он обрел понимание, насколько непрочной – и второстепенной – может оказаться отцовская привязанность.
Над городом поплыл мелодичный перезвон колоколов Вестминстера, отбивающих время.
– Я так понимаю, нынче важное обсуждение по королевским указам, – ровным голосом заметил Себастьян. – Вы опоздаете.
Лорд Фэйрчайлд открыл было рот, но тут же его захлопнул и повернулся уходить, набычившись и стиснув зубы.
Девлин дождался, пока барон отойдет на несколько шагов, затем окликнул:
– Я слышал, именно вы нашли тело своей первой жены. Как… трагично.
Яростно дернувшись всем своим массивным телом, лорд Фэйрчайлд резко обернулся.
– Если вы намекаете…
– Я не намекаю, – возразил виконт и продолжил свой путь на Куин-сквер.
* * * * *
– Неплохое новшество, – кивнул сэр Генри Лавджой на ряд подмигивающих огоньками газовых ламп, заливавших кофейню Маклеода мягким золотистым светом. Газовые фонари уже пришли на смену старым масляным светильникам на Пэлл-Мэлл и близлежащих улицах, но из владельцев заведений мало кто оказался таким современным – и отважным – как хозяева этой кофейни. Взрывы и отравление угаром вследствие протекающих горелок ограничивали использование газа открытым воздухом. – Поговаривают, в будущем не только каждая улица в Лондоне, но и каждый дом будет освещаться таким способом.
– Поговаривают, из-за утечки с газовых заводов дохнет рыба в Темзе, – прислонился Себастьян к стенке кабинки.
– Противники прогресса существовали во все времена, – нетерпеливым жестом отмел сэр Генри предположение о загрязнении. Помимо юриспруденции, второй страстью в жизни маленького магистрата была наука, и критики в ее адрес он не выносил.
Поднося к губам чашку, виконт примирительно улыбнулся.
– Слышал, именно вам посчастливилось обнаружить сегодня тело сэра Уильяма. Вы поэтому разыскали меня и угощаете теперь кофе?
– Я бы угостил вас бренди, – рассмеялся Себастьян, – не будь вы трезвенником.
Человек глубоко верующий, Генри Лавджой склонялся к реформистскому учению, хотя свои предпочтения не афишировал: карьера тех, кто не принадлежал к «Высокой церкви»[49], редко складывалась успешно.
– Как я понимаю, вы считаете смерть Хэдли каким-то образом связанной с происшествием в приюте Магдалины? – приподнялись в легкой улыбке уголки губ магистрата. – Мне известно, что вы снова вовлечены в расследование.
– Насколько я знаю, никакого расследования не ведется, – отпил глоток кофе виконт.
– Официально нет. Но, по словам секретаря Хэдли, сэра Уильяма заинтриговал данный инцидент.
Себастьян несколько удивился этому, хотя, подумав, признал, что все логично. Приказав магистрату с Боу-стрит пресекать любые домыслы касательно пожара, лорд Джарвис, несомненно, разжег его любопытство.
– Официально, – продолжал сэр Генри, – это был обычный несчастный случай. Тем не менее, сэр Уильям тайно наводил кое-какие справки.
– Похоже, недостаточно тайно.
– Вы полагаете, поэтому его и убили?
– Да.
– Довольно неприятная ситуация, знаете ли, – прокашлялся Лавджой. – Главному магистрату Боу-стрит свернули шею в его собственном кабинете.
– Именно поэтому объявили, что приключился апоплексический удар?
– Разумеется, люди начнут судачить. Но, с другой стороны, если бы с Хэдли действительно случился удар, слухи все равно поползли бы.
– Истинная правда.
Сэр Генри напористо уставился на собеседника:
– Расскажите мне об этом пожаре в приюте.
Себастьян изложил тщательно отредактированную версию собранных сведений. Даже без упоминания о русских соболях и ирландских ворах, скомпонованная виконтом история звучала мрачно – и как-то незавершенно.
По окончании повествования магистрат снял очки в тонкой оправе и потер переносицу:
– Все довольно запутано. Кажется, следы ведут в шести разных направлениях одновременно.
– Очевидно, я что-то упускаю, – признался виконт. – Что-то важное.
Водрузив очки обратно, сэр Генри снова прокашлялся:
– Мне предложили должность магистрата на Боу-стрит.
– Поздравляю, – приподнял бровь Себастьян.
– Разумеется, это большая честь. Главным магистратом я не стану: сэра Уильяма на его посту заменит сэр Джеймс. Хотя… по правде говоря, я, наверное, буду немного скучать по Куин-сквер.
– Так вы еще не решили, соглашаться или нет?
– Не решил. Престиж для меня мало что значит. Но… – Лавджой заколебался, и виконт понял, что друг припоминает те случаи, когда Боу-стрит в присущей ей властной и нетерпимой манере вмешивалась в его собственные расследования.
