— Нет-нет, - поспешно покачала я головой, не допуская даже такого исхода. – Я вот о чем думала: я видела этого мужчину из окна и, уверена, что узнаю его, если увижу вновь. По росту, по походке, по манере держаться… Я пыталась уже наблюдать за Ильицким, за Миллером, за князем – как они двигаются, но все не то. Вот если бы в тех же условиях, в той же одежде и ночью – я бы узнала, наверное.
На том мы и остановились, что Платон Алексеевич добьется возобновления следствия по делу, а позже явится в усадьбу исключительно как должностное лицо, и мы проведем – вполне официально, со всеми протоколами – этот эксперимент.
***
На следующий день должны были состояться похороны Лизаветы Тихоновны, очень скромные. Народу, как я и ожидала, приехало немного – лишь самые близкие соседи, и то, видимо, потому, что не ехать считали неприличным. Да что там соседи, когда даже Василий Максимович не поехал, и Натали изо всех сил разыгрывала свое нездоровье, оставаясь в тот день в постели.
А вот Людмила Петровна, которая действительно была нездорова, меня удивила. Дверь ее будуара была раскрыта, и, когда я проходила мимо, краем глаза отметила, что та стоит напротив зеркала и прикалывает черную шляпку к волосам.
— Лида! Пойдите сюда… - не терпящим возражения тоном велела она, заметив меня. Пришлось войти. – Там, в ящике, шпильки лежат, подайте.
— Вы что же в церковь ехать собрались? Вы ведь едва с постели встали, - сказала я, подавая ей коробку со шпильками.
— Да надо бы проститься с покойницей, а то нехорошо, - хмурясь, деловито отозвалась она. Впрочем, выглядела Ильицкая сегодня действительно лучше. – Если она перед Максимом в чем и виновата, то, верно, искупила уже все. Не мне теперь ее судить. Хотя, конечно, отвратительной женой она ему была, по правде-то сказать… прости, Господи, душу мою грешную.
Закончив со шляпкой, Ильицкая хмуро оглядела себя в зеркале, а потом перевела не менее хмурый взгляд на меня:
— Замуж вам надо. А прежде всего – покреститься.
— За Василия Максимовича замуж? – спросила я, начиная злиться.
— А Вася теперь вас и не возьмет, - хмыкнула та в ответ, – раньше нужно было думать, а теперь Васька сам хозяин-барин, он уже и день венчания с Дашкой-то назначил. Дурак. Так что другого жениха ищите, - она, прищуриваясь, разглядывала меня так, что мне сделалось неуютно, а потом спросила с обычной своей непосредственностью: - за вами приданое-то хоть какое-нибудь дают?
— Людмила Петровна, я прошу вас… - едва не простонала я.
— Я так и знала, - сделала та вывод и поджала губы высокомерно. – Собирайтесь, со мной в коляске поедете. Только что-нибудь хоть с лицом сделайте – выглядите ужасно. Хоть серьги наденьте.
— У меня нет серег, - без эмоций отозвалась я. То, что выгляжу ужасно, я знала и без нее.
Ильицкая же, не глядя на меня, прошествовала к туалетному столику, поискала в шкатулке и вынула нечто очень блестящее и вычурное. Я думала, что она сама наденет эти серьги, но та протянула их мне:
— На вот, - она небрежно бросила их на край столика, - вечером вернешь.
Деликатности Ильицкий явно учился у матушки.
— Благодарю, - я перевела взгляд с серег на ее лицо, вежливо улыбнулась и попыталась в этот взгляд вложить в эту улыбку все достоинство, которое у меня имелось. – К сожалению, эти серьги не подходят к моему платью.
Разумеется, это была глупость: нет такого платья, к которому бы не подошли бриллианты. Но Ильицкая, думаю, меня поняла. Взгляд мой она встретила смело и не моргнув. А потом хмыкнула:
— Гордая, да? Ну ладно... – она оглядела себя в последний раз в зеркале и направилась к дверям, договаривая уже на ходу самое важное: - в церковь Женю привезут.
Я насторожилась, тотчас направившись за ней:
— Как привезут?! – изумилась я. – Откуда вы знаете?
— Да уж знаю: в Псков, говорят, шишка какая-то из самого Петербурга приехала – специально по Женечкиному делу. Уважают его очень на службе, понимаете?
— Понимаю…
— Так вот и в церковь наверняка дозволят приехать – с Лизкой проститься.
Серег я так и не взяла: не знаю, что задумала Людмила Петровна, но едва ли Ильицкий воспылает ко мне чувствами лишь потому, что я надену бриллианты его матери.
А чутье Людмилу Петровну не подвело – Ильицкий в сопровождении Севастьянова и Платона Алексеевича действительно был в церкви. Я старалась не глядеть на него, почерневшего лицом и исхудавшего. Не хотела видеть в его глазах скорбь по Лизавете – мне было тяжело видеть это. Я вообще старалась держаться особняком ото всех, стояла у самых дверей и лишь пытливо вглядывалась поочередно в лица Андрея и князя. Как ни ужасно, но, кажется, кто-то из этих двоих убил Лизавету, и я ждала, что кто-нибудь из них себя выдаст.
Князь светлым и печальным взором глядел на иконы, внимательно слушал священника, да и после, когда подошло время ему подойти к гробу – ни один мускул на его лице не дрогнул. Если это он задушил Лизавету, то ему бы играть в театре.
Поведение Андрея насторожило меня куда больше – к гробу он даже не подошел, а лишь, плотно сжав губы, блуждал взглядом по помещению церкви. У меня создалось впечатление, что он, как и я, ждет, что убийца непременно себя чем-то выдаст. Или же его изводили какие-то другие мысли. В любом случае, эмоций по поводу происходящего у него явно было больше, чем у Михаила Александровича.
***
В тот же день я узнала, что в ближайшем будущем состоится не одно венчание, а два – слава Богу, что намерения Андрея оказались хотя бы честными в отношении Натали: он сделал ей предложение. Я изо всех сил старалась желать им счастья, но… Андрей совершенно не походил на влюбленного, только все больше и больше чернел лицом. Да и Натали счастливой невестой не выглядела.
— Это будет очень скромное венчание, - тихим голосом, будто оправдываясь, повторяла она уже пятый раз, кажется, - ведь у нас траур по папеньке и… Лизавете Тихоновне. – Потом она чуть оживилась и молящее посмотрела на жениха: - Андрей, а, быть может, нам устроить свадьбу чуть позже, через полгода хотя бы?
Тот, переведя на нее взгляд, накрыл своей ладонью ее руку, и ответил без эмоций:
— Как вам будет угодно, ma chère[41]. Но мне казалось, что мы все уже все решили.
— Да-да, конечно… - наклонив лицо, отозвалась подруга. - Но это будет очень скромное венчание.
В этот момент дверь в гостиную, где собрали всех, отворилась, и вошел Михаил Александрович. Натали же при его появлении живо поднялась и бросилась к другим дверям, ведущим в холл, пролепетав на ходу:
— Простите, господа, я справлюсь, как там ужин…
Я вполне справедливо ждала, что подруга захочет поговорить со мной, объяснить свое поспешное замужество и, может быть, спросить совета, как бывало не раз, но Натали меня будто нарочно избегала. И добила заявлением, что в Смольный не вернется – что это ее окончательное обдуманное решение, и что она уже написала Ольге Александровне. С ней что-то происходило, что-то явно творилось в ее душе и терзало, но, право, меня в то время изводили собственные проблемы, и брать на себя еще и груз забот Натали мне было просто не под силу – потому и я этот тяжелый разговор откладывала.
***
После ужина, как и было между нами условлено, приехал Платон Алексеевич в сопровождении исправника Севастьянова, Кошкина и нескольких урядников – привезли Ильицкого для участия в следственном эксперименте.
Появление их стало для всех неожиданностью – это мягко сказано. Особенно разволновался почему-то князь Орлов:
— Что происходит? Почему в такой час – я не понимаю!
Платон Алексеевич, уже представившись, вышел чуть вперед и, с прищуром глядя на князя, спросил:
— Разве вы не рады, Михаил Александрович, что следствие по делу вашего друга возобновлено? Или вы считаете его виновным?
Князь густо покраснел:
— Я ни на минуту не допускаю, что Евгений виновен! – резко ответил он. – Но я не понимаю, почему в такой час? Подумайте хотя бы о дамах!
— Дам мы ни в коем случае не задерживаем, - легко отозвался Платон Алексеевич и любезно поклонился в сторону женщин: - Людмила Петровна, Наталья Максимовна, Лидия Гавриловна, вы с легким сердцем можете отправляться спать, происходящее касается лишь мужчин.
— Я лично никуда не пойду! – заявила несколько истерично Ильицкая. – Это мой сын, и я имею право знать, что происходит!
Следовало этого ожидать, потому я мгновенно возникла возле нее и вполголоса принялась убеждать уйти – не сразу, но мне это удалось. Еще около получаса я сидела в своей комнате, не зажигая света, и напряженно ждала, пока ко мне тихонько не постучал Кошкин.
— Идемте, - позвал он, - Платон Алексеевич распорядился отвести вас в комнату Даши: вы должны находиться на том же месте, что и в ту ночь. Все должно быть точно так же, как тогда.
