— А кто будет ухаживать за мавром? — поинтересовалась Дора.
Элпин была так поглощена мыслями о Малькольме Керре, что совсем забыла про Саладина.
— Я уверена, что этим займется Иланна. Скривившись, Дора возразила:
— Мне так не кажется, госпожа. Только не после того, что произошло вчера вечером. К тому же она ушла на рыбалку.
На рыбалку? Иланна ни разу в жизни не рыбачила по весьма интересным причинам.
— Ты уверена, что она так и сказала: «рыбачить»?
— Да. Она спросила меня, как добраться до озера. Наверно, она поступила правильно, если учесть, как они с Саладином ругались вчера.
Беспорядки в замке были нужны Элпин не больше, чем еще один невенчанный муж. Она была уверена, что Иланну терзают угрызения совести за то, что она опоила Саладина своим снадобьем. Элпин ожидала, что теперь негритянка глаз с него не спустит.
— Расскажи, что произошло.
— Ну… — Щеки Доры покрылись краской смущения, и она опустила глаза, глядя на крольчиху. — Они как следует поцапались, пока вы были в таверне. Я убирала и слышала, как они вопили. Саладин требовал свой молитвенный коврик. Африканская мисс сказала, что он слишком слаб для того, чтобы ползать по полу. Он продолжал требовать коврик. Тогда она вышвырнула его за окно и приказала Сала — дину оставаться в постели.
Иланна всегда относилась к традиционным религиям с недоверием и обвиняла миссионеров в том, что они принесли в ее племя болезни. Элпин могла себе представить, как африканка поносила веру Саладина, особенно если требования религии шли вразрез с ее медицинскими требованиями. Поход на рыбалку был выдуман как средство загладить свой проступок. Саладин избегал мяса, но охотно ел рыбу.
— Найди коврик и отдай его мавру, когда понесешь ему завтрак.
Дора сделала реверанс.
— Хорошо, госпожа. Но мне нужен ключ от внутреннего садика. Коврик упал туда.
Комната Саладина находилась на втором этаже и выходила окнами в сад.
— Ключи на нижней полке в кладовой.
— Сейчас.
Собрав грязное белье в казармах, Элпин взяла корзинку с садовыми инструментами и полотняные мешочки для сбора и сушки семян. Затем, надеясь хоть немного побыть в одиночестве, она направилась в огород. Она только что закончила собирать семена базилика, когда по гравийной дорожке зашуршали чьи-то шаги. Инстикт и биение сердца подсказали ей, что это Малькольм.
Он лениво, как петух, уверенный в том, что солнце встает по его приказу, шел к ней. Она не могла не восхититься им. Он был одет в яркий, красный с зеленым, тартан Керров, широкие рукава рубашки развевались по ветру. Берет был залихвастски сдвинут набок. Все в нем обличало человека, привыкшего повелевать.
— Тебе следовало бы разбудить меня. Первым ее желанием было накричать на него. Поразмыслив, Элпин решила сразить его сарказмом.
— Тебя не разбудила бы и война между кланами.
Он остановился возле нее и сорвал листок базилика.
— Мы сегодня утром не в духе, а? Странно. Вот я готов покорить весь мир, — с этими словами он пощекотал ее щеку листком.
В воздухе разлился острый запах базилика.
— Ты пытался спихнуть меня с кровати. Листок упал на землю.
— Что? — выпалил он так громко, что его могли услышать даже солдаты на стенах.
Элпин подняла листок и сунула его в корзинку. Затем оглянулась, проверяя, не смотрят ли на них. Убедившись, ч го поблизости никого нет, она начала собирать семена майорана.
— Прошлой ночью ты чуть не спихнул меня с постели, — повторила она.
Расхохотавшись, он хлопнул себя по колену.
— С чего бы я стал это делать после того, как потратил столько сил, пытаясь заманить тебя туда?
Эпизод в постели ничуть не волновал Элпин: либо они научатся спать рядом, либо ей придется спать в другой комнате. Но ее очень беспокоила ложь Малькольма. Он сказал, что ходил на Дворничий пустырь. Притворившись равнодушной, она пожала плечами.
— Я не претендую на то, чтобы читать твои мысли. Может, тебе просто не нравится спать со мной.
Возвещая о чьем-то приезде, запела труба, но Малькольм не сводил глаз с Элпин.
— Должен признать, что сон — не главное для меня.
Нежность, прозвучавшая в его голосе, смягчила Элпин. Ей захотелось подразнить Малькольма.
— А еще ты храпишь, — соврала она. Он отшатнулся, словно она ударила его.
— Это абсурдно.
— Нет, — рассудительно возразила она. — Это оглушительно.
— Если со мной так противно спать, — проворчал он, — то почему ни одна женщина не говорила мне об этом?
Черт возьми, неужели обязательно говорить ей о своих прежних подругах? Черт побери, она что, ревнует? Она заставит его забыть о своих старых подружках, даже если это будет последнее, что она сделает в жизни! Сладенько улыбнувшись, Элпин потрепала Малькольма по щеке.
— Может, ни одна из них не любила тебя настолько, чтобы быть с тобой откровенной.
Его глаза подозрительно сощурились.
— Ты что, готова признать, что я тебе нравлюсь?
Приложив ладонь к сердцу, Элпин похлопала глазами.
— Я просто без ума от вас, мой господин.
— Ясно, — он взял ее руку и принялся медленно поглаживать ладонь. — Возможно, нам следует вернуться в постель и проверить твои чувства. Уверен, что, если у меня будет достаточно времени, я еще больше сведу тебя с ума.
Элпин подумалось, что он бы мог совратить даже монахиню. Он мог бы пробраться в монастырь и заставить целый орден благочестивых сестер отречься от их клятв.
Она злилась на себя за то, что продолжает желать его, и изо всех сил боролась с этими чувствами.
— А что, если ты снова заснешь и попытаешься спихнуть меня с постели?
Он оставил ее руку и слегка погладил Эл-пин по шее, едва заметно притягивая к себе.
— Придется принять все меры, чтобы я не спал.
Понимая, что в битве с желанием она проигрывает, Элпин отвела глаза от губ Малькольма и посмотрела на перо, украшавшее его берет.
— Каким образом?
Когда между их губами оставалось лишь несколько дюймов, рука Малькольма замерла.
— Попробуй представить.
Через плечо Малькольма Элпин увидела приближающегося к ним Александра. Рядом с солдатом шел незнакомец в темном тартане зеленого, черного и желтого цветов. Эти цвета ни о чем не говорили Элпин. Зная, что Малькольм не видит гостей, она осмелела и ехидно заметила:
— Я могу привязать тебя к постели за руки и за ноги.
Он вскинул брови и ухмыльнулся:
— Весьма смелое предложение. Я не смогу тебе помешать, и ты сможешь проделывать надо мной любые эротические манипуляции.
По ее телу пробежала сладостная дрожь.
— Ты несносен, Малькольм Керр.
— Я? — он выглядел невинным, как младенец на крестинах. — Это была твоя идея. Ты очень изобретательна. Мне не терпится воплотить ее в жизнь.
