— Рауль приказывал меня проинформировать? — спросил он.
— Нет, я это сделал по собственной инициативе. Беспокоился о мадемуазель.
Обманывал он… или говорил правду? Майкл поверил, хотя никто не заслуживал полного доверия. И письмо служило ярким тому доказательством.
На первом этаже все пронизывал аромат жарящегося мяса — говядины, а не человеческой плоти. За длинным деревянным столом сидели дворецкий, кухарка миссис Бэнтинг и Мери. Кухарка, дородная женщина с розовыми щечками, напоминавшая Майклу состарившуюся фею, виденную им в детстве в книжке на картинке, чистила картошку. Мери нацепила на нос очки и писала что-то в тетради. А Рауль поставил перед собой бутылку с джином и успел опустошить ее наполовину.
Первой Майкла заметила кухарка. Она вскочила, сделала неуклюжий реверанс, но при этом не выпустила из рук ни картофелины, ни ножа.
— Сэр.
Мери подняла голову и остолбенела. Кончик пера клюнул в бумагу. Одного Рауля не потревожило появление Майкла. Дворецкий протянул руку и долил в стакан джина. Но, несмотря на кажущуюся невозмутимость, его рука дрожала. На губах у Майкла заиграла угрожающая улыбка. Дворецкий испугался!
— Миссис Бэнтинг, будьте добры, подайте мне спички, — вежливо попросил он.
— Слушаюсь, сэр, разумеется, сэр. С вами все в порядке, сэр? Я слышала о пожаре. Что-то случилось с мистером Габриэлем?
Джин расплескался по кленовой столешнице. Мери выхватила бутылку из руки дворецкого и с грохотом опустила на стол. Ее рука тоже дрожала. Кому же выгоднее его предать — его управляющей или его дворецкому?
— Спички, миссис Бэнтинг, я жду.
Кухарка швырнула картофелину и нож в большую миску с очистками, вытерла руки о передник, бросилась в противоположный угол кухни и принялась рыться на полке у плиты. И через несколько секунд принесла коробку со спичками.
— Спасибо, — поблагодарил ее Майкл. — Вы свободны. Кустистые брови кухарки удивленно взлетели.
— А как же с ужином, сэр?
Он перевел взгляд на дворецкого и Мери.
— Это не надолго, а вы спуститесь в погреб. Там есть замечательный херес урожая 1872 года. Он вам понравится больше, чем джин.
— Я сделала один-единственный глоточек, — запротестовала женщина, — только чтобы согреть кости.
Майклу было безразлично, хотя бы она купалась в джине — лишь бы добросовестно выполняла свои обязанности. Он метнул в ее сторону такой взгляд, что румянец мигом исчез с ее лица и на побледневших щеках проступила сеточка прожилок.
— Идите, миссис Бэнтинг.
Кухарка выскользнула за дверь. Мери закрыла тетрадку и сложила очки. А Рауль так и не поднял головы. Майкл открыл коробку, достал спичку, чиркнул головкой, подошел к столу и бросил спичку в стакан с джином.
Вверх взлетело голубое пламя. Мери вскрикнула и отпрыгнула от стола. Майкл так и не перестал улыбаться.
— Накормить вас вот этим?
— Он ей не сделал ничего дурного! — взвизгнула Мери. Дай Бог, чтобы так!
— Чем вы занимались, Рауль?
— Проводил до вокзала мадемуазель Эймс. Проследил, чтобы ей ничто не грозило.
Майкл зажег вторую спичку. Впервые за пять лет он не испугайся желтых язычков, которые с таким удовольствием пожирали дерево, бумагу и кожу.
— Вы заглядывали внутрь чемодана, о котором так настойчиво сообщали? Видели, что происходит с человеком, если он попадает в огонь? Приятное зрелище.
— Понятия не имею, о чем вы рассуждаете. Я не открывал никакого чемодана.
Может быть, и так, ведь чемодан был заперт. Как долго враг планировал сегодняшнее зверство? Сколько людей нанял: одного, двоих, троих? Пламя ровно горело в стакане.
— Пять лет назад откуда он узнал, что леди Уэнтертон поехала в Брайтон?
— Я сообщил ему телеграммой.
Перед внутренним взором Майкла вновь возникло смеющееся лицо Дианы. Она посылала из окна вагона воздушные поцелуи. Тогда он видел ее в последний раз. Огонь обжег его пальцы.
— Ты знаешь, что он собирается с ней сделать?
Рауль не отвел взгляда.
— Non.
— И тем не менее послал ее к нему, хотя помнил, что леди Уэнтертон покончила с собой после того, что он с ней сотворил.
— Oui.
— Cest im mensonge! — прошипела Мери. — Она покончила с собой, потому что была шлюхой! Ни одна порядочная женщина не наложила бы на себя руки, если бы у нее оставались дети!
Майкл не обратил на ее слова ни малейшего внимания.
— Почему ты так поступил, Рауль?
Дворецкий отвел взгляд и потянулся мимо горящего напитка к бутылке.
— Largent , месье. Не каждый способен наживать состояние, торгуя собственным телом.
Стакан выпал у Майкла из руки. Голубое пламя перекинулось на лужицу на кленовой столешнице. Дворецкий отпрыгнул в сторону, с грохотом повалив стул. Его поразил страх, что отныне ставкой в игре сделалась его собственная жизнь. Рауль лихорадочно оббивал тлеющий рукав ладонью.
Майкл швырнул коробку со спичками в огонь.
— Все имеет цену, Рауль. Вспомни об этом, когда закроешь на ночь глаза, — повернулся и вышел вон.
Ни один из них не проживет достаточно долго, чтобы насладиться богатством. Враг позаботится и об этом.
Энн приходилось слышать, что имение графа охранялось лучше, чем Вестминстерское аббатство. Тем не менее привратник пропустил ее, не сказав ни слова. И так же поступил тощий, словно жердь, дворецкий.
Энн последовала за ним по широкой лестнице из красного дерева. На ступенях не было дорожки, и ничто не заглушало их звучащие вразнобой шаги. Шелковые панталоны, нижние юбки и чулки терлись о кожу и напоминали о ночных удовольствиях. А поверх всего — черная шерсть: дань матушке и напоминание о трауре, который она носила.
Дом графа скорее напоминал дворец: богатые панели на стенах, бесценные картины, старинная мебель. Такое хозяйство требует огромного числа слуг — конюхов, садовников, лакеев, горничных… Но где же они все?
На верхней площадке дожидалась кабина лифта, вход внутрь преграждала металлическая дверка. Стены коридора испещрили круги света от бронзовых бра с хрустальными плафонами. В них горели электрические лампочки, но и они не могли развеять мрак.
Шаги отзывались эхом в непроглядной дали. Надо было ехать прямо на кладбище и убедиться, что произошло на могиле, а уж потом наносить визит графу. Поздно, возвращается дворецкий, чтобы объявить, что граф ее примет.
В конце коридора на самом виду стоял обитый пунцовой материей стул в стиле рококо. Дворецкий отворил расположенную поблизости дверь и, объявив: «Мисс Эймс, милорд!», отступил в сторону, пропуская ее вперед. Энн вцепилась в ручку ридикюля.
В инвалидном кресле спиной к порогу сидел седовласый человек. Перед ним, создавая оранжевый ореол, горел огонь е камине из красного дерева. Над головой, на каминной полке, по обеим сторонам мраморных часов красовались голубые севрские вазы. Сквозь окна снаружи проникали солнечные лучи. Рядом с больным стоял чайный столик на колесиках и массивное кресло.
