Восходящая луна светила в окно, заливая серебром лицо больной. Спустя, казалось, вечность Клементина повернула голову и пронзила его взглядом.
– Подойдите, мистер Рафферти.
Его ноги чуть не подкосились, когда он сделал первый шаг. Зак наклонился над невесткой, и она приподнялась и схватила его за рубашку, притягивая ближе к себе. На какое-то безумное мгновение Рафферти почудилось, что Клементина собирается его поцеловать. Но она всего лишь хотела посмотреть ему в глаза.
– Сколько времени нужно, чтобы умереть от бешенства?
– Клементина…
Ее хватка усилилась.
– Сколько?
– Я не знаю. Несколько дней… неделя, возможно. – Слишком долго.
– Если я сойду с ума, как тот волк, – сказала невестка, – вы должны пристрелить меня.
Зак так глубоко вдохнул, что в груди стало больно.
– Святые угодники.
Она резко мотнула головой.
– Не хочу умирать в бреду с пеной у рта. Рафферти, пожалуйста… Сразу же пристрелите меня.
Зак подумал, что мог бы сделать это. Для любимой.
* * * * *
Гас держался так, будто страшного дня у реки никогда не было.
Он постоянно говорил с Клементиной о доме:
– Я сразу делаю две спальни, ведь пойдут дети. И всегда можно пристроить новые комнаты, если у нас будет чертова дюжина ребятишек.
И о ранчо:
– Мне все равно, что талдычит Зак. У нас скота всегда будет кот наплакал, если не привнести в наше стадо немного породистой крови. Я уже послал в Чикаго за кое-какими каталогами по животноводству.
И только однажды Гас косвенно коснулся умалчиваемой темы, упомянув о страшных опасностях, подстерегающих в глуши Монтаны:
– Я не могу быть с тобой каждую минуту, малышка, поэтому собираюсь научить тебя пользоваться кольтом. И хочу, чтобы с сегодняшнего дня ты брала револьвер с собой всякий раз, выходя из дома.
Как если бы, без умолку болтая о будущем, он мог гарантировать, что будущее наступит.
Но в день, когда Зак нашел Атта-Боя, мечтательное сияние покинуло лицо Гаса. В тот день он следил, как Клементина хлопочет по хозяйству, убирает и готовит ужин, словно ожидая, что в любой момент она начнет биться в конвульсиях и пускать пену изо рта. А последовавшей ночью, когда дождь грохотал по покрытой дерном крыше, как копыта мчащихся галопом лошадей, небо взрезали молнии и раздавались раскаты грома, Клементина проснулась и увидела, что муж склонился над ней и пристально разглядывает ее лицо.
Она обняла Гаса рукой за шею, притянула его голову к себе и крепко поцеловала в губы.
– Зачем ты это сделала?
– А почему ты проснулся и смотришь на меня посреди ночи?
– Зачем ты меня так поцеловала?
– Наверное, я подхватила бешенство и сошла с ума. А сейчас и ты заразился от меня, поэтому мы оба вправе впасть в безумие.
– Прекрати, Клементина.
Она положила ладонь на его шершавую щеку.
– Муж мой, я люблю тебя. – «Я должна любить тебя. Я заставлю себя полюбить тебя».
Он опустил голову, прижавшись лицом к ее шее.
– Я столько ждал, чтобы услышать от тебя эти слова, а вот теперь ты произнесла их, но единственная мысль в голове о том, что ты можешь умереть.
– Я не собираюсь умирать. – Клементина обняла Гаса за талию и прижала его к себе крепко-крепко. – Расскажи, как это будет, Гас. Расскажи, как мы превратим ранчо в самую лучшую ферму во всей западной Монтане. Расскажи о доме, который строишь, и о том, как мы будем счастливы в нем: ты, я и все дети, которые у нас родятся. Расскажи мне об этом еще раз.
Она затаила дыхание, ожидая начала сказки. Но услышала лишь ветер и дробь дождя по крыше. И стук капель по полу, где протекал дерн. Затем она ощутила, как грудь Гаса шевельнулась от вздоха, и услышала, как он слово за словом строит свои мечты. Пока муж фантазировал, Клементина прижимала его к сердцу, словно волевым усилием могла заполнить одиночество.
– Расскажи мне ту историю, Гас. Где ты скачешь сквозь метель, а дома тебя ждет теплый очаг, мясо на плите и…
– И жена с волосами цвета пшеничного поля в августе и глазами как сосновый лес в сумерках.
– Да… – «Незадача с мечтами состоит в том, – подумала Клементина, – что иногда они сбываются».
Сверкнула молния, и Гас поднял голову. Клементина посмотрела на мужа сквозь размытые образы воспоминаний, видя его таким, как четыре месяца назад, когда она была совсем другой. Тогда ее привлекло лицо с резкими чертами и широким ртом, окруженным усиками, неспособными скрыть улыбку. И его смеющиеся глаза, такие же голубые и чистые как небо Монтаны. Ковбой ее мечты.
Клементина может полюбить его, и так и сделает. И никогда не позволит себе снова подумать о том дне у реки.
Клементина запрокинула голову и взглянула на дерновую крышу лачуги, на которой проросла целая клумба душистых розовых флоксов, распустившихся накануне вечером. Крыша из цветов. Сказочный образ заставил Клементину улыбнуться.
Грозу, разразившуюся прошлой ночью, унес вихрь, и теперь солнце сияло посреди неба, слишком голубого, чтобы быть настоящим. Если бы не неугомонный ветер, это был бы восхитительный день.
Клементина взяла ковш и спустилась на луг к югу от дома, чтобы собрать землянику, пока ее не съели сойки и дятлы. Красный сок окрасил пальцы, губы и язык миссис Маккуин. Ягоды оказались настолько же сладкими, насколько благоухающими были растущие на крыше флоксы, однако для раннего утра сочетание вкуса и аромата явилось чрезмерно приторными, и от тошноты у Клементины скрутило живот.
Из дома доносился шум голосов, и Клементина остановилась у двери. В это время дня Гас и его брат обычно пасли коров, не позволяя скоту покидать пределы пастбища, а Железному Носу – заступать границу.
– Ты уверен, что у него было бешенство, Зак? Может ты просто пристрелил пса, поскольку…
– Да, у него было бешенство.
Гас испустил долгий судорожный вздох.
– Что ж, в таком случае ты не считаешь, что сейчас у нее тоже уже должны были проявиться признаки?
– Черт, брат, когда ты наконец поймешь? Она всегда вела себя безумнее, чем взрывающаяся кукуруза на раскаленной сковороде.
Клементина шагнула через порог, умышленно топая. Братья сидели за столом, потягивая из чашек дымящийся кофе. При виде жены Гас вскинул голову. Он внимательно изучал ее, словно искал признаки надвигающегося сумасшествия. Проходя мимо Рафферти, Клементина уловила искорки смеха в его темных глазах и догадалась, что пока она подслушивала у двери, он чуял, что она там... «Она всегда вела себя безумнее, чем взрывающаяся кукуруза на раскаленной сковороде».
