— Она увозит ларец с золотом! Скорее, за ней!
Теперь разбойники и татары уже не пытались взять приступом боярский дом, а кинулись преследовать всадницу, которая одной рукой держала поводья, а другой прижимала к себе ларец.
Дарина скакала в ту сторону, откуда ожидала помощи, но понимала, что, скорей всего, ее догонят прежде, чем появятся избавители. Лошадь у нее была не такая быстроногая, как татарские кони, и расстояние между беглянкой и преследователями все уменьшалось. Позади она слышала крики:
— Не стреляй! Возьмем ее живую!
Спиной почувствовав опасность, Дарина оглянулась — и увидела, что татарин, скакавший впереди, вскидывает аркан. Всадница успела на мгновение раньше пригнуться и отклониться в сторону, однако веревка, мелькнув перед глазами лошади, испугала животное. Взбрыкнув, кобылка понеслась с дороги в сторону поля. Дарина, удерживая равновесие, выпустила из руки ларец, к которому тотчас устремились ее преследователи. Направляя лошадь поближе к стогу сена, чтобы смягчить неминуемое падение, беглянка увидела впереди на дороге скачущий навстречу отряд всадников во главе с Лукьяном Всеславичем.
Охотники за золотом бросились кларпу, но, обнаружив, что он пуст, поняли, что попали в ловушку. Однако было уже поздно: ратники во главе с воеводой налетели на них, как степная буря, и заставили принять бой, даже не слушая объяснений.
Хитрый Борил-Змей попытался было догнать Дарину, чтобы использовать ее как заложницу, но беглянка успела, скатившись с лошади, скрыться за стогом сена. А дорогу атаману преградил сам Лукьян Всеславич, заставив его отступить и вернуться поближе к своей ватаге.
Дарина сидела под стогом и следила за битвой, затаив дыхание, не смея поверить, что спасена.
Вскоре разбойники вместе с татарами обратились в бегство, но ратники настигали их и безжалостно крушили. Однако трое, у которых были самые быстрые кони — Борил-Змей, Гуюк и еще один татарин — все же сумели уйти от расправы и, свернув в придорожные заросли, скрыться из виду.
Когда все было кончено, Дарина встала и нетвердой походкой направилась к уряднику. Он спешился и сделал несколько шагов ей навстречу.
— Сам Бог послал тебя мне, Лукьян Всеславич, — прошептала она. — Я согласна быть твоею женой.
Страх и волнение, не отпускавшие Дарину до последней минуты, теперь сменились слезами облегчения. Припав головой к груди Лукьяна, она заплакала как ребенок. Воевода растроганно гладил молодую боярыню по голове и не подозревал, что она испытывает к нему не те чувства, какие должны быть у жены к мужу, что Дарина невольно видит в нем отца, которого судьба ее лишила.
А Дарина, отдав себя под покровительство Лукьяна Всеславича, мысленно распрощалась с затаенной мечтой о мужчине, который был бы для нее и мужем, и любовником, и другом, и отцом, и всем на свете. Прижимаясь к воеводе, она беззвучно повторяла те слова, которыми уже не раз сама себя убеждала: «Мир такой страшный, жизнь такая опасная… Дай Бог найти хотя бы спокойствия и защиты для себя и своего ребенка…»
Увидев невестку и ее спасителя идущими рядом, боярыня Ксения сразу все поняла и тоже посчитала такое стечение обстоятельств знамением свыше. Она благословила новоявленных жениха и невесту и велела всем домашним благодарить Бога и Лукьяна Всеславича за спасение дома. Слов благодарности удостоился также и Мартын, отважно исполнивший поручение Дарины.
Впрочем, воевода пока не был уверен в том, что опасность миновала, ведь трое преследователей все-таки убежали, а стало быть, могли еще натворить немало бед, мстя за неудавшееся ограбление. Вечером он расставил своих ратников охранять боярский дом. И, как оказалось, сделал это не напрасно: ближе к полуночи в усадьбе чуть не вспыхнул пожар, который стражи успели предотвратить, поймав поджигателя. Виновником оказался один из холопов боярина Карпа. Под угрозой пытки он признался, что поджечь усадьбу ему велел Борил-Змей, который вместе с татарами укрылся в лесу. Воевода устроил облаву на беглецов, но они успели исчезнуть, словно растворившись в зарослях. Утромлишь было найдено их временное пристанище с остатками потухшего костра.
Этот ночной переполох еще раз убедил Дарину, что женщине с ребенком теперь нельзя оставаться без защиты, а лучшего защитника, чем Лукьян Всеславич, ей не найти.
Свадьба Лукьяна и Дарины прошла скромно и тихо, как того и хотел воевода, считая, что ему, пожилому вдовцу и суровому воину, не пристало шумное веселье. Подарком к свадьбе Дарины было золотое кольцо и ожерелье от жениха, а также два нарядных платья, сшитых Катериной и Фотинией.
Новобрачные поселились в Ольгином доме, оставив пока Святослава у Ксении, как она того хотела. Дарина вовсе не радовалась такому уединению с мужем, за которого вышла из уважения и благодарности, отнюдь не испытывая к нему страстной или нежной любви. Лукьян тоже был сдержан в проявлении чувств, и лишь иногда в минуты близости у него прорывались слова о том, как он любит свою молодую жену и гордится ее красотой и смелостью. Дарина только вздыхала, позволяя мужу любить, но не чувствуя ни радости, ни волнения от его ласк. Лукьян говорил ей, что через месяц после свадьбы увезет ее во Владимир, где в это время пребывали Даниил, Василько и другие Романовичи. Воевода собирался познакомить молодую жену со многими знатными людьми Галицко-Волынского княжества, и она с нетерпением ждала отъезда, ведь ей давно хотелось увидеть большой мир и новых людей. К тому же поездка положила бы конец тягостному для нее уединению с Лукьяном.
Но сие ожидаемое событие случилось даже раньше, до того как закончился медовый месяц. К Лукьяну из Владимира-Волынского прибыл посланец с приглашением на свадьбу дочери князя Василька. Дарину это приглашение обрадовало куда больше, чем ее мужа, и она приветливо встретила гостя, которым оказался старый друг Лукьяна, воевода Прокопий. Он был примерно одних лет с Лукьяном, но более шумный, веселый, любитель выпить чарку-другую.
За столом Дарина сидела вместе с мужем и гостем, но почти не принимала участия в разговоре, а больше слушала, узнавая много нового для себя. Раньше она была сосредоточена на своей жизни и своем маленьком мирке, в последнее же время стала все яснее понимать, что маленький мирок каждого человека зависит от большого мира, который в любую минуту может вторгнуться в любую жизнь и все разрушить. Потому-то теперь молодая женщина старалась вникать во все разговоры умудренных опытом мужчин.
— Ты уже слышал, Прокопий, про татарского темника по имени Бурундай? — спросил Лукьян, пригубив вино. — Не легкомысленно ли князю играть свадьбу, когда татарин со своими полками движется на запад?
