Жаклин Мартен - Поцелуй меня, Катриона

Не веря своим ушам, Катриона в изумлении уставилась на мальчишку:

– Не приставали? А что же они в таком случае делали? Любовались твоим элегантным английским костюмом?

– Я сам прекрасно знаю, что они делали, – спокойно заявил он. – Я терпел их выходки потому, что они не причиняли мне вреда. Ведь они мне ничего не сделали, верно?

– Ну, это как сказать, – насмешливо сказала девочка. – Смотря что ты подразумеваешь под словом «вред». Может быть, англичанам и нравится, когда их высмеивают. В таком случае…

– В таком случае, – надменно перебил ее мальчишка, – тебе не следовало вмешираться не в свое дело. Тем более, что никто тебя об этом не просил.

– Какая неблагодарность! – Катриона задохнулась от возмущения. От гнева и унижения ее лицо стало малиновым.

– В следующий раз, когда ты надумаешь оказать кому-нибудь подобную услугу, сначала поинтересуйся, есть ли в ней нужда! – нахально продолжал англичанин.

Возмущенная девочка быстро оглянулась по сторонам. Они были совершенно одни. Мать с отцом никогда не узнают о том, что она сейчас скажет этому мерзавцу, а следовательно, ей нечего бояться.

– Катись ты ко всем чертям, Питер Карлэйл! – обрушилась она на него, совершенно забыв о том, что всего лишь несколько минут назад упрекала своего братца и его друзей за отсутствие гостеприимства, которым так славился Фридженти.

– И ты катись туда же, – ответил он, стараясь уклониться от меткого удара Катрионы.

С огромным удовольствием она влепила пощечину зарвавшемуся нахалу, но в то же мгновение сама отлетела назад, шлепнувшись на землю.

«Подумать только, этот мерзавец посмел ее ударить!»

Сидя на земле, она ошарашенно смотрела на англичанина, который стоял рядом и, тяжело дыша, судорожно сжимал кулаки.

Наконец обоюдное оцепенение прошло. Кулаки Карлэйла разжались, а девочка стала обиженно потирать ушибленный зад. Мрачное выражение на лице мальчишки сменилось невольной усмешкой.

– Кажется, нас преследует злой рок. Наши встречи всегда сопровождаются ушибленными задами, – сказал он и дружелюбно протянул Катрионе руку.

Не обращая внимания на протянутую руку, Катриона проворно вскочила на ноги и, ни к кому не обращаясь, бросила в пространство:

– Куда безопаснее ударить девчонку, если страшно связываться с мальчишками.

– А знаешь, тот парень был прав – ты и впрямь сварливая, горластая ведьма! Сомневаюсь, что ты найдешь себе жениха во Фридженти.

– Вот и хорошо! – воскликнула Катриона. – Я никогда и не собиралась хоронить себя в этой деревне! Я поеду в Рим, а потом в Англию. Я собираюсь посвятить себя музыке и не желаю связывать себя замужеством. Не хочу портить себе жизнь из-за какого-нибудь тупого, эгоистичного мужлана, возомнившего о себе Бог знает что!

– Похожего на мальчишек из этой деревни?

– А ты думаешь, где-нибудь есть другие?

– А ко мне это тоже относится?

– Ха! – презрительно фыркнула девочка. – Ты будешь первым в этом списке.

– Когда-нибудь я заставлю тебя пожалеть об этих словах.

– Ты?

– Да, я!

Катриона, выведенная из себя окончательно самоуверенностью англичанина, стала изрыгать страшные итальянские ругательства, которые не осмелились бы произнести вслух ни ее брат Скот-ти, ни его приятели. Карлэйл, казалось, не слышал ее бурных излияний. Он лишь слегка приподнял брови в знак презрения.

– Тебе когда-нибудь придется извиниться. Ты будешь смиренно просить прощения за свою грубость, сварливость и неумение себя вести.

– Ты помрешь, дожидаясь моих извинений! – закричала обезумевшая от ярости девочка – спокойный, самоуверенный тон Питера бесил ее больше всего.

– Ступай домой, малышка, – сказал он ей.

И вдруг Катриона Селестина Сильвано, которая была на целых полтора дюйма выше этого мерзавца, и впрямь почувствовала себя рядом с ним совсем маленькой девочкой.

– Иди домой, пока я тебя снова не ударил. На сей раз я отшлепаю тебя по заднему месту, потому что весь ум у тебя находится именно там.

Новая волна гнева охватила было Катриону, но, взглянув на худенькое личико мальчишки, ей вдруг совершенно расхотелось его задирать, во всяком случае, не на таком близком расстоянии.

Она быстро побежала прочь, а затем оглянулась и крикнула:

– Английский сукин сын – вот ты кто!

В ответ девочка услышала ругательство, выкрикнутое сначала по-итальянски, а потом по-английски:

– Зловредная двуногая сучка!

В течение нескольких недель Катриона чертыхалась про себя при одном воспоминании о Питере Карлэйле. Понадобилось несколько месяцев, прежде чем она совсем перестала думать об этом нахальном мальчишке.

Но все же иногда что-нибудь напоминало ей о встрече с Питером: дерево, под которым лежали ос букеты в день их первой встречи; дорога у озера, где они раздраженно бросали друг другу в лицо всякие обидные и оскорбительные слова перед тем, как расстаться. Катриону охватывало какое-то странное чувство неловкости, которое, впрочем, быстро проходило.

«Питер уехал, и скорее всего мы больше никогда не встретимся», – успокаивала она себя.

Отпраздновав свое тринадцатилетие, девочка отправилась на лужайку около замка Креспи, где она любила петь и танцевать в полной уверенности, что ее никто не видит и не слышит.

Вдруг раздались аплодисменты. Оглянувшись, она увидела синьора Креспи, сидевшего на стволе поваленного дерева.

– Браво, синьорина, браво!

Катриона сделала глубокий реверанс:

– Мне хотелось бы спеть песенку, предназначенную специально для вас, синьор. Вы знаете английский? – дерзко спросила она.

– Достаточно хорошо, синьорина Сильвано, – миролюбиво ответил герцог, внимательно разглядывая девочку из-под густых бровей. – Вы – дочь Элизабетты Сильвано, правда?

– Да, синьор, – Катриона снова сделала реверанс. – А теперь, песня для вас.

Мотив был незатейливым и веселым, а слова имели вполне определенный смысл.

Старательно выводя трели, Катриона запела:

Она спела еще несколько куплетов в том же духе, с особенным удовольствием повторяя припев про плохих мужей.

– Послушай, милая, – сказал синьор Креспи, – мне эта песенка незнакома. Скажи, кто ее сочинил?

– Музыку мы написали вместе с моей мамой, а слова шли вот отсюда, – Катриона сначала указала пальцем на лоб, а затем приложила руку к сердцу.