Уинслоу был незлобивым человеком, однако сообщение адвоката о новой опасной затее Роквеллов привело его в ярость, ему требовалось все больше сил, чтобы сдерживать себя. Действие на сцене было таким далеким от его реальной жизни, но Уинслоу поймал себя на том, что видение богини любви не выходит у него из головы.
Сэмпсон с удовольствием затягивался дымом сигареты, внимательно поглядывая на Форчуна, и тут он почувствовал не только табачный дым. Подойдя к портьере, он отодвинул ее и заглянул в зал.
«Афины» в огне!
— Боже мой, Уинслоу! Все горит! Нужно поскорее выбираться отсюда, сейчас начнется паника!
Всю ночь — ночь, которую она мечтала провести, принимая комплименты и цветы, в радостном возбуждении празднества, в упоении от собственного успеха на сцене, — она мучилась кошмарами, всюду был огонь и дым. Пробуждение было тяжелым.
Она слышала каждый шорох за дверью, отзвуки разговоров, смеха, шлепанья башмаков в коридоре. Молли еще не отошла от ночных видений, она была совершенно измождена. Наконец, она встала и взяла подсунутую под дверь газету. Она быстро пролистала ее в поисках театральной рубрики.
Ее охватил страх, руки дрожали.
— О, Боже, утро должно было быть таким прекрасным…
Но все — ее триумф, положительные рецензии, восторженные слова, все это сгорело в огне пожара от чьего-то одного неловкого движения.
Ей хотелось обо всем забыть, но малодушие было не в ее характере, не было в ней и терпеливости.
— Спасибо тебе, Артур, — произнесла Молли с сарказмом. — Так мило с твоей стороны, что ты оставил мне эту газету.
Буквы с трудом складывались в слова, до нее не сразу стал доходить смысл написанного. Она читала все быстрее. Просто, чтобы убедиться, как все на самом деле ужасно.
«Смешливый огонь закончил комедию катастрофой! Пожар разрушил театр «Мажестик». Богиня любви осталась без работы.
Афродита явилась такой прекрасной, что все мужчины сходили с ума. Причина тому — ее скорбный вид, заставивший их… искать ближайший выход. Самым смешным в пьесе была сцена, когда богиня любви соскочила со своего пьедестала, чтобы покинуть сцену, охваченную огнем.
Театр «Мажестик» сильно пострадал от пожара и закрыт на ремонт».
Молли не могла больше сдерживать рыданий. Это были слезы разочарования, злости и страха одновременно.
Молли никогда не умела сдерживать своих чувств. Она продолжала всхлипывать, но напряжение спало. Она смяла газету и отшвырнула ее в угол комнаты, вскочила с постели и стала метаться по комнате, вдруг резко остановилась и сказала громко и отчетливо:
— Моллин Кеннеди, это уже не первая катастрофа, которую тебе приходится переживать. Ты больше не та глупая восторженная девчонка, какой была раньше. У тебя есть немного денег, чтобы уехать отсюда. И, в конце концов, зачем ты подцепила Артура? Ты ведь не где-нибудь в Панаме, в апельсиновых рощах. Так что приди в себя и оденься!
Она произнесла эти слова бравым тоном, но чувствовала себя мерзко. Она все еще была напугана.
— Все будет хорошо, ты родилась счастливой, приговаривала Молли, снимая ночную рубашку.
Она разговаривала сама с собой, пока мылась, одевалась и прихорашивалась. Это было привычкой с детства. Когда жизнь поворачивалась к ней спиной, она начинала издавать разные звуки. Слова не важны, важны звуки. Без шума и гама она бы оказалась в тишине и одиночестве со всеми своими страхами.
— Ты родилась счастливой, — сказала она, себе однажды, повторяя слова тетушки Биби, которая всегда кончала так свои письма.
Конечно, тетушка Биби видела это счастье в том, что Молли не оказалась в приюте для сирот или выброшенной на улицу. Девочка недоумевала, почему же вопреки своему счастливому рождению ее мать не заберет ее к себе, а отец даже не подозревает о ее существовании. Однако философский взгляд на жизнь не был ее коньком, она была весела и беззаботна и всегда готова к действию.
Вот и сейчас она разложила на кровати свои туалеты, размышляя, какой из них ей сегодня больше подойдет. Она почувствовала голод, значит, надо спуститься вниз и что-нибудь перекусить.
Она выбрала платье, которое приготовила за день до своего фиаско для празднования премьеры. Оно поможет ей выстоять в борьбе с этим миром.
— Чертовски неплохо смотрится! — она всегда прибегала к подобным словечкам, когда нужно было поднять себе настроение или испортить его классным дамам и нянькам, — они укрепляли ее дух, а в этот день она должна была быть особенно стойкой.
Зеленая вельветовая юбка маняще облегала ее фигуру. Сатиновая блузка с глубоким вырезом и шелковым отложным воротничком делали ее просто очаровательной. Она внимательно оглядела себя в зеркале.
— Ты родилась счастливой, — снова напомнила она себе, доставая черную сумочку.
«Палас», где она остановилась, был одним из самых известных отелей на западном побережье. Все восемь этажей были заполнены титулованными, богатыми и влиятельными мужчинами, жаждущими приключений и удовольствий. Но сейчас, этот отель уже так не привлекал Молли, она решила перебраться в какое-нибудь более скромное убежище, чем этот дворец, где бы ее никто не знал. Она надеялась незаметно прошмыгнуть через холл, но это ей не удалось, — слишком уж она была привлекательной женщиной.
Молли услышала, как ее окликнули по имени. Она хотела было укрыться за пальмой, росшей в высокой мраморной подставке, но тут прямо перед ее носом помахали какой-то бумажкой.
— Ваш счет за проживание, мисс!
Она остановилась в недоумении, с содроганием стала разглядывать счет — у нее не было столько денег.
«Где же Артур? Низкая душонка! Раньше он эскортировал ее повсюду, а тут пропал. Может, это какая-то ошибка?» Она взглянула на клерка за стойкой обслуживания клиентов. Он стоял с каменным выражением лица и ждал ответа. Молли оглянулась — Артура в холле не было.
Она встретилась с ним год назад в Сан-Диего, где устроилась работать певицей в ресторане гостиницы «Эль Коронадо». Это было самой большой удачей с тех пор, как она высадилась на калифорнийском побережье после панамского провала.
Артур быстро убедил ее, что она достойна лучшей участи. Молли согласилась, танцевать в салоне кабака на железнодорожной станции или — того хуже — собирать фрукты на плантации, чтобы хоть как-то выжить, — это не для нее — она создана для лучшей доли.
Артур Смит воспринял ее историю без всяких вопросов. Все, что его волновало, — симпатичное личико, соблазнительная фигура, сносный голос и артистический талант. Женщины были для него игрушками.