— Ты что там задумал, умник?
Кряхтя, он двинулся к новичку. Наклонил голову, как готовый бодаться телок, весь подобрался, пальцы сжались в кулак, но так и не успел ударить первым. Леонардо сделал ему подножку. Учениками в гильдию художников набирают ребят крепких и выносливых, ведь им предстоит шлифовать камень, замешивать гипсы, часами толочь в ступках всякую всячину для красок, карабкаться вверх-вниз по строительным лесам и болтаться в плетеных корзинах под высокими куполами соборов: грунтовать штукатурку и закрашивать размеченный мастером фон, либо устанавливать тяжеленные декорации во время празднеств. Мало ли черной работы найдется в любой мастерской? Но помимо крепкой руки у молодых художников имеется еще одно неоспоримое преимущество — знание человеческого тела. Они прилежно изучают сухожилия, мышечные связки и сочленения костей; даже кромсают мертвецов, чтобы лучше узнать живых. Коленом Леонардо ударил противника под ребра, где располагается важное дыхательное сочленение, и отбросил назад. Но парняга оказался привычен к подобному обхождению, быстро поднялся, с ревом бросился на своего обидчика. Он выкинул вперед руки с намерением вцепиться ему в шею и удавить. Молодой человек исхитрился нырнуть противнику под руку, затем ухватил за ворот и прижал искаженным от крика лицом к железной решетке, поймал его запястье и вывернул так, что еще немного и сустав выскочит из предустановленного Господом ложа, а связки разорвутся…
Пока они дрались, от группы арестантов откатился в сторону комок тряпья, перекувыркнулся и вскочил на ноги, разом преобразившись в отвратительного вида карлика. Уродец бросился к решетке, уцепился за шнурок, дернул, что есть силы. Факел свалился вниз, но продолжал гореть, заскорузлыми пальцами карлик просунул к огню пучок соломы, но отсыревшие стебли не желали разгораться, тогда уродец с воровской ловкостью выхватил из-за пояса Леонардо тетрадку для зарисовок, без зазрения совести выдрал лист, сунул в огонь, затем швырнул на солому. Прочие арестанты тоже не теряли времени даром: одни бросились раздувать огонь, другие изо всех сил колотили по решеткам кулаками и плошками, орали:
— Пожар! Охрана! Где чертова охрана? Спасите! Отомкните! Горим-горим!
Повинуясь движению воздуха, тяжелые, вязкие клубы дыма поплыли по тюремным помещениям. В соседних камерах тут же поднялся шум и крик, наконец, грохоча оружием, появилась стража, заскрипел замок, стражники принялись топтать ногами горящую солому и охаживать нарушителей спокойствия тяжелыми дубинками. Однако же самые отчаянные хватали стражников за ноги, валили прямо на пылающий пол, ловкач-карлик выхватил у сторожа связку ключей и в компании еще нескольких арестантов бросился из камеры, на ходу отпирал замки на соседних узилищах, его спутники тыкали факелами в солому.
Крики, дым, искры, звон железа и звуки ударов наполнили все кругом.
Леонардо оставил парнягу, расталкивая крикунов, бросился следом за карликом — спасать свои рисунки. Но злобный уродец выскользнул, залился мерзким смехом и бросился наутек, размахивал разорванной тетрадкой. Пришлось прорываться между стражниками под градом ударов, от ноздри к подбородку потекла горячая струйка — кровь капала на пол, но боли еще не было. На развилке коридоров Леонардо попытался отрезать юркого коротышку от пути к выходу, но негодник свернул в комнатушку тюремных сторожей, зашвырнул факелом в плетеные корзины, сваленные в углу, а сам принялся ковыряться в замке громадного, старомодного сундука.
Одним прыжком Леонардо пересек пространство комнаты и уже готов был ухватить недомерка за край одежды, когда находчивый карлик ухватил с полки кувшин масла и швырнул в огонь. Кувшин разбился вдребезги, поднялась целая стена пламени, обдала Леонардо жаром и заставила зажмуриться.
Дым наполнял все кругом, пришлось прикрыть нос и рот рукавом, а только потом снова открыть глаза — рядом с сундуком копошилось что-то живое. Он вцепился в кусок холстины, сдернул его и обнаружил под ним девочку, не старше шести лет. Дитя беззвучно всхлипывало, крупные прозрачные слезинки катились по ее нежным щекам. Божьим промыслом такие ангельские личики иной раз появляются в грешном мире, подобно весенним цветам, пробивающимся сквозь грязь и мусор даже на городских свалках. Злобного карлика нигде не было! Леонардо опешил от внезапной перемены, которую затруднялся объяснить без посредства магии. Тем более в этот момент времени на раздумья было ничтожно мало: языки пламени пожирали все, что способно гореть, уже охватили распахнутые дверные створки — коморка стражников грозила стать огненной могилой для них обоих. Единственным путем к спасению было перевернуть стол, отгородившись от огня толстой дубовой столешницей. Он уперся в стол ногой, с силой толкнул его, подхватил заплаканную девчушку на руки и выскочил прочь.
Первыми, с кем они столкнулись, вырвавшись из пламени, оказалась тюремная стража. Малышку вырвали из его рук, а самого Леонардо грубо схватили за волосы, осыпая тумаками и руганью, протащили по тюремным коридорам. Дым еще не успел развеяться, по углам тлели остатки соломы, но тюремщикам и подоспевшей городской страже удалось переловить большую часть арестантов-бунтовщиков и водворить их обратно. За решетками по обе стороны прохода мелькали перепачканные копотью и кровью лица. Но долго разглядывать их Леонардо не довелось — его затолкали в узкую, холодную каменную щель, считавшуюся одиночной камерой.
Размером новое обиталище было не больше кладовой в доме со скромным достатком, здесь царил мрак — крошечное оконце было забито голубиным пометом. От этого воздух здесь спертый, хоть ножом режь, а стены покрылись слизью и плесенью. За долгие годы влага победила даже камень, вода собиралась в капли, которые звонко падали в выбоины на полу.
Леонардо устало опустился на омерзительную груду гнилой соломы, прикрыл глаза и принялся считать капли, чтобы отвлечься от голода и боли. Счет перевалил за третью тысячу, когда спасительный сон накрыл его своими крылами.
Он проснулся от металлического скрежета:
— Эй, бузотер, подымайся! — Тюремный сторож зашел внутрь и грубо тряхнул его за плечо. — Встречай адвоката…
Действительно, в прямоугольнике двери обозначился силуэт человека в плаще с низко надвинутым капюшоном. Край дорогостоящего одеяния он брезгливо приподнял и передерживал над грязными полами, свободная же ладонь нырнула в кошель, несколько монет быстро перекочевали оттуда в карман тюремного сторожа:
— Вот. Прими за хлопоты и спроворь чего-нибудь пожрать этому синьору! Да, и винца прихвати. Шевелись!
