Все эти вроде бы забавные обвинения спустя десяток лет всплывут в «Полной исповеди его святейшества графа д’Артуа, переданной им по его прибытии в Мадрид главному инквизитору и ставшей гласной благодаря приказу Его Величества, чтобы показать нации его подлинное раскаяние. Напечатано в подвале Бастилии, в Париже, 23 июля 1789 года».
И вот что якобы в той исповеди говорилось:
«По мере того как я терял общественное уважение и доверие, бешенство все больше терзало мою душу. Я связывал свое безумное душевное состояние с варварской королевой, которую один из самых несчастных королей взял из Германии с целью найти в ней счастье к своей жизни. Вскоре души наши слились. Самое ужасное из преступлений укрепило этот союз. Не обращая внимания на право крови, я испачкал в грязи брачное ложе и оплодотворил королевскую семью. Все становится на свое место: движимые лишь яростью и местью, мы поставили нужных нам министров, избавились от добродетельных людей, стыдливость которых мешала осуществлению наших планов. Мы ограбили королевскую казну, а отец народа, помешанный на предателях, не ведал о несчастье своих детей и о страшной буре, угрожавшей монархии.
Отвратительная де Полиньяк, это ужасное чудовище, фурия, привила свои гнусные вкусы обожавшей ее королеве. Она делила себя с ней и со мной. Для интимных встреч мы объединились в одно из самых ужасных трио. Эту мегеру ничто не остановит: ее душа проникла в мою, нами руководил один и тот же гений, мы испачкали Францию – незначительное преступление, не насытившее нашей ярости. Нашим заветным, сердечным желанием стало полное разложение ее жителей».
«Отец народа, помешанный на предателях...» Да, Людовик пытался приструнить пасквилянтов, которые начали переходить всякие границы. Но попытки были так робки... его деликатные намеки на предательство в собственной семье, среди братьев, оборачивались против него же – хор обвинений становился все громче, а сами обвинения – все грязней.
Граф де Прованс надеялся, что, узнав о приключениях супруги, король вышлет ее в Австрию, и тут-то она, как перезрелое яблоко, свалится в его заботливо подставленные руки. Довольно странный способ завоевать женщину – очернить ее предварительно...
Но Прованс ошибся в своих расчетах. Ведь наконец-то случилось столь давно чаемое всеми событие – австрийский посланник втемяшил-таки в пугливую голову молодого короля, что без наследника он как бы не настоящий король, а сделать наследника можно только с помощью того орудия, которое сейчас дремлет в королевских панталонах безо всякой пользы.
Людовик XVI решился все же на операцию. А через некоторое время однажды утром Мария-Антуанетта вышла из спальни и гордо заявила:
– Я – королева Франции!
К несчастью, она не забеременела немедленно, и во дворце начали шептаться, что Людовик XVI не может иметь детей. Неприятная мысль вскоре утвердилась и в народе, так что беременность Марии-Антуанетты, объявленная весной 1778 года, была приписана герцогу де Куани. В «Исторических эссе о жизни Марии-Антуанетты» говорится: «Каждый высказался по поводу этой беременности. Женщины, считавшие, что королева интересуется лишь женским полом, не могли ее простить: у нее – любовник! Нужен был герой – его нашли. Был выбран герцог де Куани. Этот любезный, с приятной внешностью господин, обладающий прекрасным здоровьем, уже давно привлек внимание королевы. Он вел себя с великой осторожностью и не выдал бы возлюбленную, если бы та афишировала свою беззаботность. Просчитали момент и место, где произошло зачатие. Вспомнили о бале в Опере, где королева укрылась под серым капюшоном. Несколько дам из ее свиты были одеты так же. Говорили, что Мария-Антуанетта, желая переодеться, скрылась среди подруг и проскользнула в ложу герцога. Через несколько минут обеспокоенная свита принялась ее разыскивать. Все увидели, как она вышла из ложи... Она так была возбуждена тем, что только что, по-видимому, там произошло, что чуть не упала на лестнице без чувств. Одна из женщин все это заметила и описала на деревянных дощечках. Они пошли по рукам, и почти все придворные дамы записали этот день в дневниках золотыми буквами».
19 декабря 1778 года в Версале родилась Мари-Тереза-Шарлотта, получившая титул Мадам Руаяль. И во время крещения граф де Прованс, не простивший королю того, что измышления о его импотенции, а потом и бесплодии рушатся одно за другим, показал, что называется, свое истинное лицо.
Крестным отцом был король Испании, который избрал своим представителем графа де Прованса. Кардинал, совершавший обряд, задал вопрос об имени, которым предстояло назвать ребенка.
– Ваше преосвященство, – перебил брат короля, – ритуал предписывает узнать сначала имена и заслуги отца и матери ребенка.
Кардинал растерялся.
– Что же тут узнавать? – пробормотал он. – Ведь всем известно, что новорожденная – дочь короля и королевы Франции.
И тут граф де Прованс повернулся к придворным и усмехнулся. Недвусмысленные ухмылки появились и на многих других лицах...
Да, де Прованс чувствовал себя обокраденным и не делал из своей обиды секрета. В приватном послании к шведскому королю, своему другу, он с горечью признавался: «Не могу таиться, сложившиеся обстоятельства чрезвычайно волнуют меня... Внешне я очень быстро взял себя в руки, и поведение мое осталось прежним, правда, я не подчеркиваю свою радость, которую, разумеется, приняли бы как проявление лицемерия, что, в сущности, было бы правильным... Внутренне же мне тяжелее сохранить равновесие. Иногда чувство еще восстает, но я надеюсь держать его в узде, если и не удается полностью овладеть им».
Впереди его ожидали еще более значительные испытания, ведь рождение в 1781 году дофина, крещеного Луи-Жозефом-Ксавье, поставило крест на его мечтах о престолонаследии. Еще сильнее бесился Филипп Шартрский. Атаки против королевской четы активизируются, язык памфлетов становится все более развязным, Марию-Антуанетту изображают как ненасытную и извращенную эротоманку, короля – как жалкого рогоносца, дофина – как бастарда:
Забавные носятся слухи
Про жизнь королевской семьи:
Бастард, рогоносец и шлюха –
Веселая тройка, Луи!
Разумеется, столь же двусмысленные разговоры последовали, когда в 1785 году на свет появился принц Луи-Шарль, получивший титул герцога Нормандского. Надо сказать, рождение Луи-Шарля (так же, как и смерть его!) было окружено тайной. В тот день Людовик XVI небрежно черкнул в своем дневнике: «Роды королевы. Рождение герцога Нормандского. Все прошло так же, как и с моим сыном». Да и вообще, король чаще именовал мальчика герцогом Нормандским, чем сыном. Впрочем, и сам титул достаточно необычен: во Франции его никто не носил со времен четвертого сына Карла VII, правившего в 1422—1461 годах. Известно также, что шведский аристократ, граф Аксель Ферзен, который пылко любил королеву и которого любила она, не только был в июне 1784 года в Париже, но и встречался с королевой наедине. Кроме того, спустя много лет, узнав о смерти юного узника Тампля – тюрьмы, куда в годы террора был заключен престолонаследник, – Ферзен запишет в дневнике: «Этот последний и единственный интерес, который у меня оставался во Франции. В настоящее время его больше нет, и все, к чему я был привязан, больше не существует». С другой стороны, преданность Ферзена королевскому семейству была известна, он обожал Марию-Антуанетту, и скорбь его при известии о смерти сына любимой женщины может означать только скорбь, ничего более.
