— Хорошо. Когда ты хотела бы выехать?
Его дражайшая матушка умела выигрывать. Ни тени торжества над поверженным противником — конечно, если этот противник не Лорелея Монро. Коринна встала, нежно улыбнулась ему, поцеловала в щеку и погладила по плечу.
— Говорила ли я тебе, что она настоящая красавица? С темно-каштановыми волосами и глазами цвета летнего неба. И отнюдь не жеманная глупышка. Я просто жду не дождусь, когда увижу ее. — Она снова погладила его. — Ты замечательный сын, дорогой.
— В таком случае, может, ты позволишь мне пожить здесь неделю, чтобы разобраться с делами?
Она потрепала его по щеке:
— Полагаю, при твоем блестящем уме ты справишься за четыре-пять дней.
Все ясно. О пяти днях нечего и мечтать. Четыре — и ни минутой больше.
Джулиан не был дома три года. Почему он не подождал еще три месяца, скажем, до августа, когда проклятый светский сезон уже останется позади? Ну, что — сделано, то сделано. Теперь он отправится в Лондон, встретится с Софи Колетт — пишется и произносится на французский манер, — погладит ее по головке и отпустит к джентльменам помоложе.
Лондон
Рексфорд-сквер, 4
Восемь дней спустя
Лорд Девлин Арчибальд Джесер Монро, седьмой граф Конверс, наследник герцога Брабанта и единственный сын Лорелеи Монро, молча стоял в дверях кабинета своего дядюшки и наблюдал, как тот сосредоточенно изучает разложенные на столе бумаги, не замечая ни посетителя, ни объявившего о его приходе дворецкого Тэвиша. Глядя на Джулиана, Девлин почувствовал, что очень соскучился по нему. Все-таки три года — это слишком долгий срок.
Взлохмаченные черные волосы Джулиана торчали в разные стороны, ворот рубашки распахнут, а сама рубашка сияла ослепительной белизной, столь же безупречной, сколь и бледное лицо Девлина. Ну, скажем, почти безупречной. Девлин улыбнулся и громко кашлянул.
Джулиан вздрогнул, перо в его руке — тоже, и на последней странице документа вместо подписи образовалась жирная чернильная клякса.
Он взглянул на племянника:
— Дев, черт бы тебя побрал, полюбуйся, что я наделал по твоей милости. Теперь Пенниворту придется переписывать этот лист.
— Пенниворт занят. По словам твоего дворецкого, он заигрывает с одной из младших горничных. Кажется, ее зовут Эмми — Тэвиш при мне говорил об этом с миссис Строукс.
Джулиан отложил в сторону перо, встал, потянулся, с улыбкой подошел к племяннику и обнял его.
— Давно тебя не видел, Дев. Как поживаешь?
— Выяснилось, что с твоим отъездом в моей жизни сильно поубавилось приключений. Надеюсь, несмотря на преклонный возраст, ты не превратился в старого зануду?
— Вот проведем вечер вместе, тогда и узнаешь.
Джулиан успел подзабыть, что племянник почти не уступает ему в росте и телосложении. Взяв Девлина за плечи, он вгляделся в его лицо.
— Ты все также отменно бледен. Нет, даже еще бледнее, чем раньше. Очевидно, наши знаменитые дожди лили все три года без передышки.
Девлин рассмеялся:
— Да будут благословенны дожди, и да продлятся они вечно, придавая моей коже мертвенную бледность и оберегая мое потустороннее вампирское обличье!
Джулиан ничуть не удивился. Он помнил, что Девлин в восемнадцать лет откопал в библиотеке Оксфорда какой-то древний манускрипт, изучил его от первой до последней буквы и решил примерить на себя роль вампира. Вышло на редкость удачно. Девлин оказался прирожденным вампиром.
— Как насчет бокала бренди? Или ты жаждешь крови?
— Знаешь ли ты, что однажды в полночь Корри Шербрук предложила мне свою шею? — Девлин снова рассмеялся. — Это было всего полгода назад. Примерно тогда же я страшно рисковал, отправившись с ней на верховую прогулку в ясный солнечный день с непокрытой головой. С чего я решился на такое безумие? Должно быть, на пари, точно не помню.
— Ты не обратился в пепел, и это радует. А Корри вышла замуж за Джеймса Шербрука, да?
— Да, прошлой осенью.
— Насколько я помню, у него есть брат-близнец и они оба божественно прекрасны, по мнению дамской части общества.
— Этот мерзавец Джеймс, будь он неладен, действительно красив, как Аполлон.
— Мы забыли о напитках, а ведь у меня есть кое-что получше, чем бренди или кровь. — Джулиан взял со стола хрустальный графин. — Виски с диких просторов Америки.
— Говорят, это кошмарная гадость, — ответил Девлин.
— Мало ли, что говорят. Попробуй.
Девлин разглядывал виски с явным недоверием.
— Ты настаиваешь на том, чтобы я сжег себе желудок? Джулиан засмеялся, они со звоном сдвинули бокалы и выпили.
Девлин почувствовал, что одним желудком дело не ограничится — обжигающая волна моментально докатилась до самых пяток, — однако твердо решил сохранить невозмутимость. Он сдерживался до посинения, но все-таки не выдержал, зашелся в кашле и хрипел до тех пор, пока Джулиан с разбойничьей ухмылкой не треснул его кулаком между лопатками.
— Ты старше, — прошептал Девлин, — и должен меня защищать, а не издеваться. Дай мне бренди, Джулиан.
Выпив изрядную порцию превосходного испанского бренди («Гран Дюк Д'Альба» — ни больше ни меньше), Девлин быстро пришел в себя и восстановил… что? Цвет лица? Вот уж нет. Скорее в нем присутствовал хоть какой-то цвет, когда оно было синим. Так или иначе, племянник явно повеселел, уселся в кресло и, вальяжно положив ногу на ногу, сказал:
— Сегодня утром моя мать поведала мне, что «эта одиозная выскочка в возмутительно дерзком письме сообщила, что ее сын наконец вернулся домой и с ней вместе прибудет в Лондон к началу светского сезона». Сам понимаешь, имелись в виду леди Коринна и ты. Я обрадовался. Возвращаются старые добрые времена. Моя матушка прямо-таки воспрянула духом, предвкушая, как обрушит поток оскорблений на голову твоей матушки. Надеюсь, она в хорошей форме, Джулиан?
— Моя матушка всегда в хорошей форме. Она притащила меня сюда, чтобы свести с дочерью ее покойной подруги Бетан Уилки. Эта юная леди недавно сняла траур и дебютирует в нынешнем сезоне. Ее зовут Софи — учти, пишется и произносится на французский манер. Меня клятвенно заверили в том, что она уже не ребенок, иначе я сбежал бы в Шотландию охотиться на куропаток.
— И сколько же лет Софи, чье имя пишется и произносится на французский манер?
— Двадцать, но все равно она слишком молода для меня.
Девлин усмехнулся:
— Коль скоро мужчины ни под каким видом не желают идти к алтарю, пока не одряхлеют, молоденькие жены при седовласых стариках никогда не переведутся. Говорят, они более покладистые.
