— Думаю, это он тебе внушил. Мой брат ничего просто так не делает. Во что он играет?
— Ну, видишь ли, Мак… — Фотография тяжелым грузом лежала у нее в кармане, но Харт просил ее — и она согласилась — пока что хранить это в секрете от его домашних. Они пришли бы в негодование, узнав, что кто-то пытается шантажировать герцога, и в то же время стали бы смеяться. А Харт не имел желания становиться объектом насмешек. — Мне нужна работа, — сказала наконец Элинор. — Ты же знаешь, как у нас с отцом обстоят дела. А я не желаю принимать чью-либо благотворительность. Отнеси это на счет моего шотландского упрямства.
— Мой брат использует тебя, девочка.
— Но он — Харт Маккензи. И он ничего не может с этим поделать.
Мак смерил собеседницу долгим взглядом, затем сунул кисть в банку, пересек комнату и с шумом распахнул дверь. Элинор вскочила на ноги, все еще держа ребенка на руках.
— Мак, нет необходимости… — Ее слова утонули в грохоте его шагов, загремевших по лестнице.
— Папочка сердится на дядю Харта, — сообщила Эйми. — Папочка часто сердится на дядю Харта.
— Это потому, что твой дядя Харт сводит людей с ума, — пробурчала Элинор.
Девочка склонила головку к плечу.
— Сводит с ума? А что это значит?
Элинор переложила Роберта на другую руку. Малыш по-прежнему спал и от шума не проснулся. Качая его, Элинор словно заполняла в сердце какую-то пустоту.
— «Сводит с ума» — это когда твой дядя Харт смотрит так, как будто слушает тебя, а потом отворачивается и делает все по-своему — словно не слышал, что ты ему сказала. И ты чувствуешь себя дурой… Поэтому хочется топнуть ногой и закричать. Но при этом ты знаешь: если будешь кричать и махать руками — ничего хорошего не выйдет. Вот что значит «сводит с ума».
Девочка слушала кивая — как будто накапливала информацию для будущего использования. Эйми была приемной дочерью Мака и Изабеллы; она родилась во Франции и до трех лет не говорила по-английски, а собирать новые слова — это стало ее увлечением.
Элинор поцеловала Роберта в голову и похлопала по дивану рядом с собой.
— Эйми, не обращай внимания на дядю Харта. Садись рядом со мной и расскажи, что ты со своими мамой и папой делаешь в Лондоне. А когда сюда приедет мой папа, он расскажет нам все про египетские мумии и про музей.
— Не могу поверить тебе! — в гневе кричал Мак. — Не могу поверить!
Герцог закрыл шкаф, где держал портрет, от которого, похоже, никак не мог избавиться, и повернулся к брату. Разумеется, Харт знал, что объяснения давать придется, но все же чувствовал раздражение.
— Я предоставил ей должность с жалованьем и место для проживания, ясно? Предоставил из добрых побуждений.
— Из добрых? Но я слышал, Харт, как ты говорил в Эскоте, что собираешься искать себе жену. Ты это так собираешься делать?
Герцог вернулся за стол.
— Это моя личная жизнь, Мак. Не лезь в нее.
— Личная, да? Но ты ведь вмешивался в мою личную жизнь! Когда Изабелла ушла от меня, ты орал на меня как безумный. Вы все орали на меня — и ты, и Камерон, и Йен. А я, значит, не должен кричать на тебя, да? Наверное, от меня лишь требуется объяснить ситуацию Йену. Что ж, если так — тогда уповай на Господа Бога!
Харт ничего не сказал, но ощутил легкое беспокойство. Йен, самый младший из братьев Маккензи, не понимал некоторых тонкостей. То есть он мог, конечно, правильно написать слово «тонкость» и знал его словарное значение, но не понимал, что тонкость — это в том числе и деликатность. И уж если Йен решился на какие-то действия, то ни дьяволы в преисподней, ни ангелы на небесах не могли ему помешать.
Мак рассмеялся и проговорил:
— А если честно, Харт, то я даже рад, что Элинор приехала помучить тебя. Только сегодня у нее, к сожалению, не получится, потому что я увезу ее с отцом к себе на чай. А Изабелла ее сразу не отпустит. Ты же знаешь женщин… Когда доходит до разговоров, их ничто не может остановить.
В эту ночь Харт не собирался оставаться дома, но мысль о том, что Элинор уедет, очень ему не понравилась. Ему вдруг подумалось, что если он выпустит ее из своего дома, то она снова исчезнет в Гленардене, в своем убежище. А это место, несмотря на разрушавшиеся стены, всегда казалось Харту неприступным.
— Но ты вроде бы сказал, что у вас там декораторы? — проворчал он.
— Да, верно. Но мы потеснимся. Кстати, я передам Изабелле твои наилучшие пожелания. — Мак красноречиво посмотрел на брата и добавил: — Но ты не приглашен, Харт.
— Я в любом случае занят. Позаботься, чтобы Элинор благополучно вернулась домой, ладно? Лондон — очень опасное место.
— Да, разумеется. Я сам провожу их с отцом до дома.
Харт вздохнул с облегчением, но тут Мак с улыбкой подошел к нему почти вплотную и тихо проговорил:
— Только не разбей ей сердце снова. А если разобьешь, то я так тебя отделаю, что будешь произносить речи в парламенте, сидя в инвалидном кресле.
— А ты позаботься, чтобы она вернулась домой, — проворчал Харт.
Мак кивнул и тотчас заявил:
— И все же помни, что мы, Маккензи, разбиваем все, к чему прикасаемся. — Он ткнул в Харта пальцем в грудь. — Так не разбей же ей сердце.
Харт не ответил, и Мак наконец ушел.
Харт же взял ключ из ящика стола, подошел к шкафу с портретом отца и надежно запер его.
Жить у Харта оказалось для Элинор не так уж трудно, потому что герцог редко тут появлялся.
Присутствие Элинор в своем доме он объяснял всем знакомым выдумкой о том, что граф Рамзи прибыл в Лондон для проведения исследований в Британском музее для своей следующей книги и якобы он, Харт, предложил обедневшему графу комнату в своем доме. А Рамзи, естественно, прибыл в сопровождении своей дочери и по совместительству — ассистентки. К тому же Мак и Изабелла помогли избежать лишних сплетен, переехав к Харту вместе с детьми и слугами на другой день после прибытия Элинор — когда декораторы начали ремонт в их спальных комнатах.
Герцог сказал Уилфреду, что Элинор будет печатать письма на машинке «Ремингтон», которую он выписал из Америки, а также станет заниматься корреспонденцией и помогать Изабелле в проведении многочисленных приемов. Секретарь Харта молча кивнул — он привык к странным распоряжениям своего хозяина.
К проживанию в доме Харта на Гросвенор-сквер лорд Рамзи отнесся спокойно, а вот его дочери было трудно привыкнуть ко всему этому великолепию. В Гленардене, доме Рамзи близ Абердина, в любую минуту можно было ожидать, что из стены выпадет кирпич или от дождя протечет крыша. Здесь же кирпичи не выпадали, вода с потолков не капала, а расторопные, хорошо вымуштрованные слуги неизменно спешили открыть перед Элинор дверь — куда бы она ни направлялась.
