Но, ради всего святого, стоял такой холод! Этот день гораздо лучше подходил для того, чтобы сидеть у огня с горячительным напитком в кружке и кем-то еще более способным разгорячить его на коленях.
Он поплотнее закутался в плащ и поерзал в жестком седле. В этом долгом путешествии ему недоставало Респена, его боевого коня.
Конь, тренированный для битв, служил ему верой и правдой на континенте, но охромел накануне дня, когда Кристиан отбывал из Ловелл-Моут на свадьбу Филиппа де Буаверта, друга отца, в Кентербери. И потому он ехал теперь на Блэкторне, отличном жеребце, лишенном, к сожалению, особых качеств боевого коня.
– Сколько еще? – спросил его кузен Болдуин.
Рыжеволосый мальчик, которому недавно исполнилось десять, был пажом Кристиана. Это было первое путешествие Болдуина из поместья, где он родился, и он упивался каждой минутой, несмотря на холод и пронизывающий ветер.
– Мы будем продолжать путь до темноты, а потом поищем место для ночлега, – сказал Кристиан.
Его брат Гай застонал.
– Судя по твоему ответу, я подозреваю, что мы не доберемся до Бартбай-Уотер раньше заката.
– Ну, это едва ли.
Кристиан посмотрел на верхушки деревьев, над которыми сияло солнце. С каждым днем солнце садилось все раньше. Ко времени зимнего солнцестояния и Рождества темнота предъявит свои полные права.
– Если бы мы поспешили, то добрались бы туда, – отвечал его брат. – Мне бы не хотелось застрять на дороге, где слишком много таких, кто готов перерезать нам глотки и украсть нашу одежду.
Кристиан бросил на брата хмурый взгляд.
Гай был щедро одарен природой. Он был высоким и темноволосым, как большинство членов семьи Ловеллов. Его умение владеть мечом и луком требовало тренировок и оттачивания, но он готов был согласиться с тем, что ему повезло родиться вторым сыном.
Он предпочитал лежать, положив голову на колени какой-нибудь дамы, и петь ей о любви до тех пор, пока она не разнежится и не пустит его в свою постель, а он заскучает и начнет тяготиться победой. А дальше охота начнется снова, но на новую дичь. При каждом удобном случае он насмешливо напоминал Кристиану, что его миновала тягостная участь нести ответственность за семейные земли и титул.
– Потрепанный и выцветший титул, – пробормотал Кристиан и тотчас же укорил себя, расслышав в своем голосе горечь. Как ему было забыть позор, обрушившийся на их семью, если ему напоминали об этом ежедневно?
Слишком многие воспоминания Кристиана были запятнаны досужей болтовней, в которой слова «трус» и «человек, что подвел короля» присутствовали постоянно.
Кристиан не хотел верить, что его отец утратит благоволение короля Генриха от того, что не сумел остановить короля Стефана, когда Генрих и его мать Матильда сражались за английский трон. В 1147 году Генрих потерпел от него сокрушительное поражение. Ходили слухи, что Генрих не испытал бы такого унижения, если бы лорд Ловелл не бежал с поля боя. До этого случая отец Кристиана никогда не обнаруживал признаков отсутствия отваги, но его товарищи, бароны, отшатнулись от него. И Кристиан испытывал этот стыд, принимая титул.
– Мы могли бы остановиться в Мессингем-Холле, – сказал брат, вторгаясь в его мрачные размышления. – Сомневаюсь, что нам откажут в приюте в такую студеную ночь.
Кристиан не ответил. Он отправился в это путешествие не для того, чтобы выслушивать лживые, льстивые речи, которые лорд Мессингем произносил исключительно ради власти и престижа. Он не хотел быть обязанным никому из тех, кто получал удовольствие, напоминая королю о неблаговидном поведении Ловеллов. Лорд Мессингем первым отвернулся от их семьи и убедил остальных в том, что и они должны поступить также. То, что прошлой ночью они нашли убежище за каменными стенами укрепленного дома, было похоже на чудо. Но и в этом случае приветствие было высказано неохотно, а слова прощания – с явным облегчением. И это было справедливо для обеих сторон, потому что Кристиан был рад положить конец спорам между братом и стариком, обвинявшим его в разбое. Кристиан пожурил брата за то, что тот поддразнивал немощного старца, который к тому же, как их заранее предупредили, был совсем безумен.
Кристиан надеялся, что их путешествие принесет им приключения и славу и даст ему шанс доказать, что он отважен, поможет стереть пятно позора с их семьи. Пока он не совершил ничего, что принесло бы ему честь, а возможно, и место в ряду советников короля. Такой пост стал бы доказательством того, что он не унаследовал трусость.
Блэкторн тихонько заржал, предупреждая о возможной опасности.
Кристиан вглядывался в тени, падавшие от толстых деревьев, стоявших по обеим сторонам дороги. Поднятием руки он дал своим спутникам знак остановиться.
– В чем дело? – спросил Гай, подавляя зевоту. – Я не хочу задерживаться дольше, пока мы не найдем место для ночлега, а иначе холод окончательно скует мои руки и ноги.
– Тише!
Кристиан положил руку на рукоять меча. Меч легко выскользнул из деревянных ножен, потому что Болдуин всегда старался сохранить внутреннюю, выстланную кожей поверхность ножен гладкой и мягкой.
– Ты что-нибудь видишь? – спросил Болдуин, на дюйм продвигаясь вперед, будто с места Кристиана видно было лучше.
Из-за деревьев послышался пронзительный крик женщины. Она звала на помощь.
Конь Кристиана рванулся вперед, к деревьям, как только он поднял свой обнаженный меч. Дорогу пересекал ручей, но они с легкостью преодолели эту преграду.
Новый крик приковал его внимание к центру темного пятна. Он увидел женщину, окруженную четырьмя мужчинами. Один из них протянул к ней руки, и она рубанула воздух коротким ножом, метя в него. Потом наставила лезвие ножа на человека, пытавшегося ее обезоружить.
Человек со смехом ударил ее по руке и вышиб у нее нож, описавший дугу в воздухе. Она снова закричала.
Кристиан ударил нападавшего мечом плашмя и поверг на землю, а потом осадил коня. Он не хотел проливать кровь до тех пор, пока не узнает, что случилось. Блэкторн встал на дыбы и забил копытами в воздухе. Остальные нападавшие бросились врассыпную. Человек, оказавшийся на земле, вскочил на ноги и помчался вслед за товарищами, уже скрывшимися среди деревьев.
Спрыгнув с коня, Кристиан бросился к женщине, скорчившейся на земле и прикрывавшей голову руками. Он опустился возле нее на колени, и она застонала.
– Я не причиню тебе вреда, женщина, – сказал он. – Они убежали.
Она покачала головой, и от этого движения сдвинулась узкая тесьма барбетты. Этот головной убор, прикрывавший ее темя и спускавшийся на уши, был завязан под подбородком. Его голубой цвет соответствовал вышивке на ее платье и оттенял роскошные золотые волосы, заплетенные в тугие косы и отчасти скрытые под барбеттой.
