Индия приводила доктора Мида, но он ничем не смог помочь нам. Я, моя дорогая, так устала за все это время, что едва держусь на ногах. Ах, Мелани, Мелани, как она нас всех подкосила!
— Где сейчас Эшли? — спросила Скарлетт, прервав тетушкины причитания.
— Он в гостиной как всегда сидит в кресле.
— Я пойду к нему и поговорю с ним, — успокоила старушку Скарлетт.
Когда она открыла дверь, Эшли не повернулся. Ей даже показалось, что он спит. Голова его была склоненна, а руки безжизненно свисали с подлокотников кресла. Комната находилась в запущенном состоянии, — вещи небрежно разбросаны, полированное бюро, стоящее у входа, посерело от пыли, а стол, возле которого сидел Эшли, беспорядочно был завален всевозможными предметами.
Атмосфера этой комнаты была угнетающей, неживой, ровно, как и вид ее обитателя, — человека, потерявшего всякий интерес к жизни.
Жуткое чувство охватило Скарлетт, глядя на это зрелище уныния и безысходности. Ей захотелось повернуться и уйти отсюда, уйти без оглядки, но она прикрыла за собой дверь и окликнула Эшли.
Он повернул голову и на его лице промелькнуло жалкое подобие улыбки.
— А, это Вы, Скарлетт, добрый день! Прошу Вас, проходите.
Эшли встал, чтобы убрать вещи с кресла, в которое он предложил присесть Скарлетт и отодвинул его подальше от открытого окна.
На нем был темно-бежевый костюм, который до смерти Мелани сидел на нем безукоризненно, теперь же он был ему изрядно велик. Да и лицо его осунулось, а волосы, обычно тщательно зачесанные назад, свисали небрежными прядями на виски и лоб. Скарлетт вспомнила, что почти таким же изнеможденным, только более молодым, явился он ее взору у порога Тары, когда возвращался из плена янки под Рок-Айлендом.
— Скарлетт, присаживайтесь пожалуйста, я рад Вас видеть. Когда Вы приехали?
— Сегодня утром.
— Как поживают ваши близкие?
— Спасибо, хорошо. У Сьюлин все в порядке, дети здоровы, а ее младшая дочь в этом году уже пойдет в школу. Уилл прекрасно ведет хозяйство, а по выходным, как всегда, пропадает на охоте. Они передавали Вам большой привет и свои соболезнования.
— Спасибо. — Эшли глубоко вздохнул.
— Эшли, прошу Вас извинить меня за то, что я вот так внезапно уехала после похорон. Поверьте, мне необходимо было это сделать.
— Ну, что Вы, Скарлетт, Вам вовсе не следует извиняться передо мной, ведь я…
— Нет, нет, — перебила она его, — я знаю, что поступила совсем не по дружески, мне не следовало оставлять Вас сразу после того, что случилось. Так что, Вы уж простите меня, пожалуйста.
Эшли взглянул на нее с такой тоской, что у Скарлетт все сжалось внутри.
— Не стоит так беспокоится. Я очень признателен Вам за заботу, но разве Ваше присутствие могло бы хоть что-то изменить? Разве страдания мои уменьшились бы, будь Вы рядом? — Нет! Так о чем же Вы беспокоитесь, дорогая, какая, в сущности, разница…
Он облокотился на подлокотник, и не докончив своих мыслей, замолчал.
Скарлетт растерялась, она не знала, что бы такое сказать Эшли, чтоб не усугубить его страдания еще больше, но затянувшееся молчание и вовсе было невыносимым.
— Эшли, я оставила своих детей в Таре до наступления занятий в школе, — затараторила она, пытаясь разрядить обстановку.
— Может и Бо отправить к ним? Там сейчас так хорошо и у него еще будет целых две недели отдыха. Уилл и Сьюлин будут рады ему, да и сам он отвлечется от горя, находясь среди детей. А у Вас, наверное, накопилось много дел за это время, и если Бо уедет, Вы сможете наверстать упущенное, совершенно не заботясь о нем.
— Я не занимаюсь сейчас ничем, Скарлетт, и не могу заниматься. Мне безразлично как обстоят дела на лесопилках и как продается мой лес. Мне теперь все безразлично, я даже ни разу не видел Хью за это время.
— Я так и знала, — подумала Скарлетт и решительно взглянула на Эшли.
— Вам нужно взять себя в руки и начать что-то делать. Вам необходимо переключиться, занять себя полностью делами. Нельзя так предаваться горю, оно убьет Вас.
— Ну и пусть, я буду этому только рад. Ушла Мелани и с ней ушло все, мне ничего не нужно.
— Это Вам сейчас так кажется, а займетесь делами и они будут постепенно вытеснять горе, я проверила это на себе. — Скарлетт участливо накрыла своей рукой безжизненно покоящуюся на подлокотнике руку Эшли.
— Ведь мне пришлось пережить не меньше Вашего.
— Ах, Скарлетт, Вы — это совсем другое дело, в Вас заложена огромная жажда жизни. Вы как уголек, сначала горите, потом затухаете, а при молейшем дуновении ветра, загораетесь снова, и нет такой силы, которая могла бы сломить Вас. Мне же Ваши рецепты не подойдут, даже если я и очень захочу ими воспользоваться. Работа на лесопилках никогда не приносила мне ни радости, ни удовлетворения. Мало того, она меня даже угнетала порой!
Скарлетт удивленно вскинула на него глаза.
— Как же так, Эшли? Ведь Вы сами захотели купить их у меня!
— Захотел, потому что надо было как-то зарабатывать деньги, да и Мелани меня очень об этом просила.
— Мелани?
— Да, не удивляйтесь, она всегда была моим незримым путеводителем в жизни, моей соломинкой, за которую я держался.
Взгляд его затуманился и принял мечтательное выражение. В этот миг в нем можно было прочесть восхищение и преклонение перед Мелани — его единственной, реальной мечтой, которая всегда держала на древке статус своего мужа и смело шла с ним вперед, как солдат с голубым флагом конфедерации.
И тут Скарлетт почувствовала, как в ней закипает раздражение. Ее возмущало то, что Эшли вел себя так, словно сдружился со своим горем и вовсе не хотел с ним расставаться!
— Черт побери, да ему, видно, очень нравиться сидеть вот так, ничего не делая и раскачивать свою тоску, словно дитя в колыбели! — раздраженно думала она.
Но больше всего ее задело за живое пренебрежение лесопилками, которыми она в свое время так дорожила.
Скарлетт встала с кресла и нервно поглаживая руки подошла к окну.
— Но, Эшли, посмотрите вокруг, разве кто-нибудь из наших с Вами знакомых занимается сейчас тем, что ему нравится, разве есть сейчас у кого-то такая работа, от которой он был бы в восторге? Времена изменились и люди вынуждены как-то приспосабливаться к обстоятельствам, а нравится им это или нет, теперь не имеет никакого значения. В войну мне приходилось выполнять работу, которой занимались только негры, хоть я была совсем не приспособлена к ней.
Скарлетт вспомнила, как они с Дилси под палящим солнцем собирали хлопок. Изнурительные часы тянулись нескончаемо, у нее постоянно ныла спина, а руки были стерты в кровь. А с каким страхом она каждый раз подходила к корове, чтобы ее подоить. Даже Мамушка с Порком отказались от этого занятия.