– Расскажи мне вашу историю, – попросил Чевиот.
– Какое это имеет для вас значение, сэр? Почему бы вам не отпустить меня туда, откуда я пришел?
– Ты будешь делать то, что тебе говорят, – отрезал Чевиот.
Певерил Марш посмотрел на своего благодетеля с некоторым удивлением. Очень скоро ему предстояло узнать, что этот человек был абсолютно безжалостен к тем, кто обижал его, и что он всегда ожидал только мгновенного повиновения. Нельзя сказать, чтобы Чевиот казался Певерилу добродушным или привлекательным человеком, но молодой художник был ошеломлен своей потерей и отчаянием, в которое его повергла безнадежность положения.
По просьбе Чевиота он все-таки рассказал свою историю. Ему вот-вот должно было исполниться двадцать лет. Пять лет назад его положение было совсем другим. Он и его сестра жили в маленьком, но приличном домике неподалеку от Холлоувей в Лондоне, где у его отца был маленький галантерейный магазин. Его мать была образованной женщиной, более знатного происхождения, чем отец. Она сама учила своих детей с младенчества. В раннем возрасте Певерил начал обнаруживать признаки таланта: он хорошо рисовал карандашом и кистью. В двенадцать лет нарисовал картину, которая привела в изумление даже его родителей. Поэтому мать определила его в школу святого Павла. Он также брал уроки у старого итальянского художника, друга матери. В отношении будущей карьеры Певерила все обстояло благополучно. Единственным несчастьем в семье было, конечно, уродство маленькой дочки, Элспет. С ранних лет Певерил научился заботиться о ней. Брат и сестра были глубоко преданны друг другу.
Но вот семью постигло несчастье. От тяжелой болезни миссис Марш умерла, и даже доктора не могли определить, что же это была за болезнь. Ей был всего сорок один год. Эта смерть не только повергла в печаль молодых, сына и дочь, но и полностью изменила характер осиротевшего мужа. Он пристрастился к вину и забросил дела. Его сын, который получил образование художника, но почти ничего не понимал в торговле, изо всех сил старался удержать дело на плаву. И все же несчастный Вильям Марш попал в долговую тюрьму, где проболел шесть месяцев и умер.
Певерил, девятнадцатилетний юноша, оказался без дома, но с горбатой сестрой, о которой надо было заботиться. Рисование и продажа картин были слишком ненадежным заработком, поэтому он нанялся на работу в Чипсайде на фирму, где изготовляли рамы. Здесь же брат и сестра снимали небольшую каморку. Тем временем Певерил понял, что слабая девушка не переживет следующей зимы, и принял решение покинуть Лондон и отвезти Элспет в деревню, к тете Инглеби, к которой они ездили еще детьми в те дни, когда были счастливы. Певерил был уверен, что она позаботится об Элспет и позволит ей остаться в Уайтлифе, где чистый воздух мог бы поддержать ее угасающие силы.
– Я поступил глупо, – тихо сказал молодой человек, – не выяснив заранее, жива моя тетя или нет. Но я не знал о ее смерти и поэтому считал само собой разумеющимся, что мы найдем ее здесь.
Дальше все было так, как он уже рассказал Чевиоту. На дорогу из Лондона в Монкс-Ризборо ушли все их деньги, которые они скопили. В пути Элспет заболела, а добравшись до Уайтлифа, они узнали, что миссис Инглеби умерла, а ее дом продан чужому человеку.
– Я чувствую себя виноватым в том, что ускорил смерть моей любимой Элспет, – закончил несчастный молодой человек.
– Ерунда, – рявкнул Чевиот, – девушка уже была обречена, но я бы хотел, чтобы ты рассказал мне о ее даре пророчества. Действительно ли она обладала таким сверхъестественным предвидением или всего-навсего бредила?
– Она не бредила, – сказал Певерил. – У нее появился дар предсказания, когда она была еще ребенком. Она даже говорила мне точные оценки по предметам в школе, которые я получу. Увы, она также предсказала и смерть нашей мамы, только никто ей не поверил.
– Ты думаешь, что она сказала правду и через двенадцать месяцев я женюсь на женщине с рыжими волосами… – сказал Чевиот. Он поднялся на ноги и неприятно засмеялся.
– Так оно и будет, сэр, Чевиот уперся языком в щеку.
– Увидим.
– Я могу идти, сэр?
– Куда идти?
– Я не должен больше злоупотреблять вашим гостеприимством.
– Ты не останешься посмотреть, как твою сестру предадут земле?
Певерил содрогнулся.
– Да… я непременно должен это сделать, но после этого…
– После этого ты вернешься в Лондон и будешь голодать?
Я не буду голодать, так как в состоянии работать вот этим, сэр, – гордо произнес Певерил и показал свои тонкие красивые руки.
Чевиот сцепил пальцы за спиной и нахмурился, глядя на юношу, который хотя и казался высоким, но все равно был на целую голову ниже его.
– Интересно, хорошо ли ты умеешь рисовать? – медленно, растягивая слова, произнес он.
Певерил, казалось, не слышал. Печальными глазами он смотрел на пламя в камине: Элспет так долго была единственной любовью и заботой в его жизни, что он не мог представить, как будет жить без нее. Он с ужасом думал о предстоящем одиночестве. Однажды во время прогулки она предсказала, что в молодости он встретит и испытает огромную любовь и счастье. Но это казалось невозможным: пока еще Певерил не встретил такой женщины, при виде которой его сердце забилось бы сильнее. Всю свою нежность он отдавал семье и прежде всего сестре.
Его мысли прервал голос Чевиота.
– А что, если я оставлю тебя здесь, в Кедлингтоне, и дам все необходимое, чтобы написать мой портрет? Давно уже пора моему портрету висеть на этих стенах вместе с предками… – он рассмеялся; его смех показался Певерилу скорее зловещим, чем веселым. Но когда Певерил подумал об эффектной внешности дворянина, в нем вдруг заговорил художник. Как прекрасно выглядел бы лорд Чевиот на портрете, нарисованном маслом на широком холсте!
– Ну? – прогремел Чевиот.
– Я бы хотел нарисовать ваш портрет, сэр, – сказал Певерил и посмотрел своими серыми глазами на дворянина. Его взгляд выражал холодное равнодушие, которое Чевиоту показалось занимательным. Им овладела одна из прихотей, которая непременно должна была быть удовлетворена. Без всякой определенной причины он твердо решил, что поручит этому несчастному юноше написать его портрет.
– Тогда ты останешься здесь. Время от времени я буду скучать, позируя тебе, чтобы ты мог нарисовать меня, – сказал он. – Кто знает, может, в тебе таится гений? Посмотрим. Возьми бумагу и цветные карандаши и иди в зал. Нарисуй кого-нибудь из гостей; мне все равно, кого. Потом покажи этот портрет мне.
Певерил с готовностью согласился. В течение последнего года у него не было ни времени, ни настроения приложить свой талант. Неожиданно он почувствовал острое желание доказать лорду Чевиоту, что он и вправду настоящий художник.
