— Да, значительную потерю, — отвечал капитан.
— Хорошо же. Несмотря на то, что ваше поведение для меня весьма обидно, я все-таки не прочь исполнить ваше желание. Случайно, и это вам может показаться странным, у меня, в этом доме, находится сумма, которая значительно превышает эти 20 тысяч фунтов, врученные мне вами.
— В самом деле?
— Да. Не правда ли, случай очень странный? — и банкир засмеялся. — Я имею удовольствие считать своим клиентом старую и оригинальную даму, капитал которой лежал еще недавно в Обществе железных дорог. Несколько недель тому назад я получаю от нее письмо, в котором она меня убедительно просит, по случаю разных неосновательных слухов, взять эти деньги от Общества и сохранить их у себя до дальнейших ее распоряжений. Но интереснее всего то, что она меня просит сохранить их здесь, в моем загородном доме, потому что боится, как бы не украли, если они будут лежать в Ломбард-стрит. Слышали ли вы когда-нибудь о подобной странности? — и банкир снова засмеялся. — Если вам будет угодно, — продолжал он, — последовать за мной в другой флигель этого дома, в котором я сохраняю вверенные мне сокровища, я вам доставлю ваши 20 тысяч фунтов в банковских билетах.
— Вы меня крайне обяжете, — ответил капитан.
Гудвин отомкнул железный ящик и вынул из него огромную связку ключей, на каждом из которых была этикетка из пергамента. То были ключи от северного флигеля его дома.
В ту самую минуту, когда банкир со своим гостем намеревались оставить кабинет, дверь отворилась и молодая девушка лет девятнадцати, по черным как смоль волосам и прекрасному испанскому типу которой можно было немедленно узнать дочь Руперта Гудвина, вошла в кабинет. Рост молодой девушки был большой, осанка величественная, прекрасное лицо чрезвычайно выразительно. То была Юлия Гудвин; жена банкира уже давно умерла, оставив ему двух детей — сына и дочь.
— Я тебя везде искала, папа! — сказала Юлия. — Где ты скрывался весь вечер?
Банкир с досадой взглянул на свою дочь:
— Сколько раз я должен повторять, Юлия, что это место для меня священно, и я не желаю, чтобы мне здесь мешали? Этот господин здесь по весьма важным делам, и потому я прошу тебя не обременять меня дольше своим присутствием.
— Хорошо, папа, — возразила Юлия с обидой. — Но так скучно сидеть целый вечер одной в этом старом доме и ожидать каждую минуту появления какого-нибудь привидения.
— Идемте, капитан Вестфорд, — сказал банкир, когда дочь ушла, — уже довольно поздно. Последний поезд отправляется из Гертфорда около полуночи. Можете ли вы дойти пешком до станции?
— Три раза, если только это необходимо, — ответил капитан.
— Так пойдемте же.
Руперт Гудвин взял лампу и ключа и направился к большой зале. Он повел капитана по длинным коридорам, украшенным богатыми обоями, драгоценными картинами и большими китайскими вазами, наполненными живыми цветами. Все в этой части дома дышало богатством и роскошью, и в открытые двери Вестфорд видел великолепные комнаты, в которых старинная резьба на стенах и на потолке контрастировала с роскошным модным убранством.
Но в конце длинного коридора Гудвин отпер тяжелую дубовую дверь и ввел капитана в мрачную залу, воздух которой был пропитан пылью.
На одной стороне этой комнаты стояли железные сундуки; в середине паркетного пола находились письменный стол и несколько стульев. Высокое узкое окно, защищенное изнутри железной решеткой, было закрыто снаружи ставнями. В другом конце залы виднелась дверь, запертая плотными железными задвижками. Ничего не могло быть мрачнее этой комнаты, чуть освещенной лампой, которую Гудвин поставил на письменный стол.
— Здесь я храню сокровища, врученные мне на продолжительное время, — сказал банкир, между тем как Вестфорд осматривался в этом мрачном пространстве. — В этих железных сундуках лежат деньги и важные бумаги, а это дверь в кладовую, где я сберегаю серебро. — Он отпер большой сундук и вынул из него маленький железный ящичек. — Здесь лежат деньги г-жи Вентворте, у которой я теперь хочу взять 20 тысяч фунтов, чтобы возвратить вам ваши деньги. — С этими словами он поставил ящичек на письменный стол, и пока капитан рассматривал его внимательно, он вернулся к большому сундуку. Капитан не видел, как банкир вынул из него какой-то блестящий предмет и сунул в карман. — Вам бы следовало также осмотреть мою кладовую, — заметил банкир. — Я не думаю, чтобы вы в моем присутствии боялись привидений?
— Ни в вашем и ни в чьем. Моряк не должен бояться. Можно верить в появление сверхъестественных существ, не боясь их.
Банкир отпер тяжелую дверь, и капитан увидел лестницу, уходящую вниз.
— Возьмите лампу и взгляните туда.
Гарлей подошел к дверям и задумчиво посмотрел в темную бездну.
— Страшное место! — воскликнул он. — Там чернее, нежели в трюме африканского корабля, наполненного рабами!
Едва успел он выговорить эти слова, как банкир вонзил нож по самую рукоять в спину капитана. Вестфорд вскрикнул, пошатнулся и ударился головой о лестницу. Раздался звон разбитого стекла — это лампа выскользнула из рук капитана и глухой звук от падения тела достиг слуха банкира из подземелья. Затем наступила мертвая тишина.
«Не думаю, чтобы он завтра явился в Ломбард-стрит за деньгами», — проговорил банкир, закрывая дверь на ключ. По длинному и узкому коридору он прошел к обитаемой части дома и свободно вздохнул, когда вступил в коридор, Сложенный коврами, и стал замыкать дверь. В это время из одной из смежных комнат вышла Юлия.
— Где же твой приятель, папа? — Спросила она с удивлением.
— Уехал в Лондон.
Но каким образом? Я видела, как вы оба вошли в северный флигель и с тех пор сидела смирнешенько в моем будуаре, дверь которого оставила открытой, чтобы слышать ваши шаги. Я уверена, что он не проходил по коридору!
— Как ты любопытна, — сказал банкир с замешательством. — Я выпустил этого господина из северного флигеля, потому что он захотел пройти парком, чтобы ближайшей дорогой дойти до станции.
— Это другое дело! Но что же тебе заставило идти в этот страшный флигель?
— Дела, дитя мое. У меня там лежат важные бумаги. Но довольно, я не люблю подобных расспросов.
Молодая девушка посмотрела на отца с удивлением и беспокойством.
— Папа! — воскликнула она. — Ты бледен как смерть. Посмотри! — Она указала на грудь отца.
— Что с тобой, дитя мое?
— Кровь, папа, кровь на твоем белье!
Банкир увидел на своей всегда безукоризненно белой рубашке несколько пятен крови.
— Как ты глупа, Юлия, — сказал он, — чего тут пугаться? У меня с некоторого времени болела голова, и когда я несколько минут рылся нагнувшись в бумагах, пошла из носу кровь — вот и все. Доброй ночи, дитя мое!
