– Я рада, что вы поведали мне о миссис Квинс, мистер Ривера. Сама она ничего этого никогда не рассказала бы, хотя, должна признаться, я догадывалась о том, что узнала от вас. Только женщина, познавшая трудности, может обладать способностью к бескорыстному пониманию. Именно эту черту я нашла в миссис Квинс. На меня она излила свои материнские чувства. Мне даже показалось, что я получила особую привилегию заменить на время ее дочь Сьюзан.
– Вы правы, считая, что вам оказано предпочтение. Скажите, как, по ее мнению, поживает Сьюзан в Америке?
– Очень хорошо, насколько мне известно. Хотя я знаю, что миссис Квинс сильно скучает по дочери.
Мэрилин поежилась от ночной прохлады и легкого ветерка. Себастьян сразу же заметил это и плотнее закутал ее плечи в шаль.
– Теперь я должен проводить вас в вашу каюту. Я бы не вынес даже мысли о том, что вы проболеете в течение всего плавания и я буду лишен вашего общества.
При этих словах Мэрилин опустила ресницы, чувствуя, как восхитительная теплая волна снова охватывает ее тело. Себастьян приподнял подбородок девушки и низким хриплым голосом проговорил:
– Простите меня.
Не успела Мэрилин опомниться, как теплое дыхание коснулось ее щеки, а затем его чувственные губы прильнули к ее губам.
Буря чувств едва не повергла Мэрилин в беспамятство. Огонь охватил все ее тело, и она поняла, что ее неудержимо тянет к этому мужчине. Мимолетное соприкосновение длилось лишь секунду. Не говоря ни слова, Себастьян довел девушку до каюты и проводил долгим взглядом, пока она входила в дверь.
– До завтра, – прошептал он.
– До завтра, – ответила Мэрилин.
Она подняла на него глаза, но тут же опустила их, боясь выдать свои чувства. Дверь закрылась.
В смежной каюте Розали Квинс облегченно вздохнула и улеглась поудобнее на кровати под пологом. Неизвестно почему, к ее собственному удивлению, она обнаружила, что скучает по узкой койке, на которой спала во время долгого путешествия на грузовом пароходе.
– Забавно, – посмеивалась она над собой. – Хоть тело и может испытывать тоску по такому ужасному подобию кровати, но это недоступно моему пониманию.
Бормоча эти слова, она продолжала ерзать, отыскивая привычную ямку в соломенном матрасе, на котором спала во время плавания на «Виктории». Прежде чем сомкнуть глаза, Розали Квинс почтительным шепотом прочитала вечернюю молитву. Дожидаясь, пока закроется дверь каюты Мэрилин, она лежала в постели без сна, отдыхая после трудного дня. Теперь, зная, что девушка в безопасности, можно было спокойно заснуть.
По давней привычке Розали отвела молитве последние минуты перед сном. Еще с детства она, лежа в постели, привыкла перебирать свои мысли и обдумывать поступки на сон грядущий, а уж потом обращаться к Богу и засыпать.
Едва она произнесла первые слова молитвы, как на ум сразу пришло имя Сьюзан. Милая Сьюзан, ее единственный ребенок. Путешествие в Америку, несмотря на жизнерадостный настрой Розали, показалось ей слишком дорогостоящим и утомительным. Розали Квинс была уже немолода, но мысль о том, что дочери придется рожать среди чужих людей, казалась ей невыносимой. Хотя «чужие» являлись родственницами Сьюзан по мужу, Розали все разно чувствовала потребность защищать дочь от тягот, которые могла навлечь на нее новая жизнь в замужестве, и снова, быть может в последний раз, прижать к себе Сьюзан и помочь ей справиться с болью.
Миссис Квинс было нелегко признаться самой себе в том, что, наверное, она в последний раз видит свою любимую дочь. Она чувствовала, что, помимо преклонного возраста, жаркий и влажный климат джунглей год за годом все больше и больше вытягивает из нее силы.
Ее руки стремились снова обнять дочь, и перед глазами вновь возникала стройная фигурка молоденькой девушки, махавшей на прощание с пристани. Между матерью и дочерью остался невысказанным страх никогда больше не увидеть того, кого любишь больше всех на свете.
Из соседней каюты донесся неясный шум, и Розали отогнала от себя грустные мысли. На борту судна, которое везло их в Бразилию, она сразу же прониклась симпатией к своей юной попутчице, может быть, в надежде отвлечься от горечи расставания с Сьюзан, но вместе с тем Мэрилин оказалась девушкой, полной мягкости и очарования. Материнские чувства Розали, так сильно пострадавшие из-за разлуки с любимой дочерью, нашли утешение в опеке и защите Мэрилин Бэннон.
Закончив молитву, Розали торопливо смахнула слезинку, скатившуюся по щеке, взбила пуховую подушку и легла, чтобы довериться ангелам сна.
* * *
Мэрилин медленно пробуждалась ото сна. Впервые за несколько недель она не ютилась на жесткой и узкой койке грузового парохода. Девушка потянулась всем своим стройным телом, наслаждаясь мягким прикосновением свежих муслиновых простыней.
Ее охватило чувство счастья и радостного ожидания. Она заснула с мыслями о приятном вечере, который провела с Себастьяном и миссис Квинс, и теперь с нетерпением ждала следующего.
Одним движением она сбросила простыни, легко соскочила с кровати и принялась торопливо умываться, как будто ей не терпелось поскорее встретить новый день. Тихонько напевая, Мэрилин покопалась в своих дорожных сундуках, отыскивая наиболее подходящее платье для первого дня на борту роскошного амазонского парохода.
Наконец она выбрала платье из муарового шелка ярко-синего цвета и села причесываться перед зеркалом. Девушка освободила от лент густую массу белокурых волос и провела щеткой по золотистым завиткам. Волосы ниспадали блестящей пеленой почти до талии и окутывали белые плечи Мэрилин. Каждый раз, приводя себя в порядок, она радовалась их густоте и блеску. Мэрилин не могла не вспомнить, как страдала от жара, когда ей было тринадцать лет. Доктора настаивали на том, чтобы локоны срезали, так как считали, что волосы высасывали из девочки все силы. До сих пор ей слышался тихий голос врача и приглушенный недовольный возглас отца, протестующего против столь радикального лечения. Много месяцев после этого Мэрилин отказывалась выходить из дома. Лишь когда волосы отросли до пристойной длины, она позволила отцу купить ей легкомысленную шляпку и отважилась совершить прогулку в коляске по городскому парку.
Теперь погружая пальцы в помаду и пропуская сквозь них волосы, Мэрилин с благодарностью думала о докторе, который дал указание остричь ее. Волосы быстро отросли и стали тяжелыми и блестящими, послушно укладывались в прическу. Эту их особенность Мэрилин считала наиболее ценной.
Когда она втыкала последнюю шпильку, в дверь постучала миссис Квинс.
– Эй, Мэрилин, вы проснулись?
